Счастливые неудачники

Как большинство хорошо зарабатывающих мужчин, Андрей оказался консервативен в вопросах организации совместной жизни, придерживаясь простой схемы: он – добытчик, она – растратчик. Нет, никаких возражений против женской занятости он не имел и феминисток не проклинал. Он сочувствовал феминисткам. Не в том смысле, что поддерживал их. Скорее, жалел. Он считал, что женщина должна ходить на работу только ради трех вещей: денег на булавки, демонстрации нарядов и обмена новостями. Все остальные поводы вставать по будильнику, разрываться между работой и домом он называл кратко и веско: «Не повезло». В развернутом виде это означало «не повезло с мужчиной». А Изольде повезло. Тогда в чем идея этих репетиций, когда дальше «кушать подано» ее все равно не пускают?

Он настойчиво бухтел:

– Не надоело?

– Что ты имеешь в виду?

– Служить в театре не надоело?

– Пока терпимо.

– Между прочим, служат в армии. Еще в церкви. Как вам, театралам, удалось примазаться? Даже учителя и врачи работают, почти бесплатно, но работают. А ваши служат. Не смешно?

– Не надо.

– Что не надо? Другой работы нет? Чтобы в радость? Чтобы ты была там лучшей, а не сбоку припека? Это же себя не уважать – в кокошнике чай ряженым купцам подавать.

– А что я еще могу? Где меня ждут?

– Да хоть в детском клубе кружок выжигания по дереву вести, все лучше. Ты подумай, я серьезно говорю. У тебя же талант к этому.

Слово – не воробей, вылетело и прилипло к забору объявлением, где по центру жирно стояло: «Новому детскому клубу требуются…» Изольда наткнулась на это объявление по дороге домой. Она возвращалась из театра в мрачном настроении. Чувство актерской второсортности с приходом в ее жизнь Андрея стало каким-то раздражающим, неуместным. В ней растаяла смиренность и сломленность. Изольда, омытая любовью Андрея, вновь стала изумительной. А изумительная женщина не должна разносить чай, имитируя шаркающую походку выцветшей кухарки.

Объявление белело на заборе приветливо и как-то очень интимно, словно было предназначено только ей.

Изольда позвонила и предложила себя в качестве руководителя кружка выжигания по дереву. На том конце провода явно обрадовались. На этом конце – тоже. А когда на двух концах телефонной линии случается одинаковое настроение, то это верная примета того, что жизнь меняется к лучшему. Есть такая народная мудрость. Ну, или почти народная.

* * *

В дверь кабинета сильно сдавшего в последнее время Игоря Львовича постучали. Он проснулся от полудремы, в которую проваливался все чаще и глубже.

– К вам можно?

– Да-да, проходите, дорогая Изольда. Чем обязан?

– Ничем. Это я вам обязана.

– Чем же, если не секрет? – насторожился режиссер.

– Многим, Игорь Львович. Благодаря вам я разлюбила театр и теперь свободна. Это дорогого стоит. Вот, – и она положила на стол листок бумаги.

Игорь Львович не стал переспрашивать, он был догадлив.

В полной тишине перелистывалась последняя страница их истории, пусть неказистой, зато совместной. Стало грустно.

– Да, чуть не забыла, я вам на память кое-что принесла. Не понравится – выбросите.

Она поставила на диван в углу его кабинета нечто прямоугольное, завернутое в бумагу.

В последнее время Изольда сильно изменилась. С ее лица пропало выражение детского изумления от несправедливости бытия, вновь проступила изумительная женщина, снисходительно прощающая мир за его несовершенство. И Игорь Львович почувствовал легкую дрожь в занывшем колене, которому захотелось согнуться перед этой женщиной. Тревожное чувство, лишающее покоя. А покой ему стал дорог, возраст брал свое. Он захотел, чтобы Изольда скорее ушла, немедленно, не тормошила его воспоминания. Или осталась. И не знал, чего хочет больше.

Но она ушла.

Режиссер бросил взгляд на листок на столе и утвердительно кивнул. Да, он не ошибся, это было заявление об уходе. Он подписал размашисто и по косой, как будто давал автограф. Вот и эта глава его жизни закончена, осталось так немного. И как же грустно, сил нет.

Игорь Львович отошел к окну, посмотрел на пасмурное небо, на серый город, на пыльный подоконник. Ползут трамваи, перебирают ногами прохожие, безвкусным мазком раскрашивает остановку реклама. Почему так жалко себя и мир вокруг? Ну, хватит, надо взять себя в руки. Жизнь катится дальше, все нормально. Ничего не случилось, просто уволилась актриса его театра. Обычное дело. Надо отвернуться от окна, уткнуться глазами в рабочий план и жить дальше. Работать и жить, жить и работать.

Что-то еще? Ах да, подарок Изольды. Игорь Львович с опаской посмотрел на оставленный на диване прямоугольный предмет, перевязанный бечевкой. Он предвкушал боль, которую испытает, если развернет. Может, не надо? И так тоскливо, настроение на нуле, нервы шалят. Ну его, этот подарок. Убрать за диван и забыть или вообще выбросить, не раскрывая. Так будет лучше. В его возрасте лишние эмоции не нужны. Надо беречь нервы, от них только болезни. И Игорь Львович решительно подошел к дивану, чтобы убрать подарок с глаз долой, а там, как говорится, и из души вон. Если повезет.