Счастливые неудачники

В полной темноте, только пальцы вместо глаз, вынимаешь пленку из фотоаппарата и тихонечко, плавненько, закручивая по спирали, вставляешь в пазики-бороздки на дне специального пластмассового бачка. И не дай бог пленка где-то сойдет с рельсов! Ведь кадры пропадут, а они же все уникальные – из экономии дважды ничего не снималось. Поэтому осторожно пальцами проводишь по граням пленки, проверяешь, все ли ровно встало. И всегда сомнение, тревога: вдруг что-то не так пошло. Вслепую закрываешь крышечкой и только тогда включаешь свет.

Теперь осторожненько, тоненькой струйкой в специальное отверстие сверху льешь проявитель. Его просто делать. Похожее на соль содержимое пакетика растворил в воде, и готово. Но не дай бог воду не так отмерить, с температурой ошибиться или плохо размешать. Один нерастворенный кристаллик может оказаться причиной трагедии, ведь его твердые грани способны оцарапать нежную и беззащитную плоть кадра, оставить насечки, изуродовать лица родных людей. Нет, тут должна быть тщательность провизора. Ведь любой промах – и прощай, целый кусок жизни, не будет о тебе вещественной памяти. Потом бросаешь взгляд на минутную стрелку и остаешься в ее власти. Секундная стрелка возит твое сердце по циферблату, как на карусели. Наконец, пора! Выливаешь проявитель в раковину и промываешь пленку водой. Нет, ни в коем случае не достаешь пленку, это конец, все испортишь! Наливаешь воду через то же отверстие, откуда проявитель вылил. И обязательно покрутить пленку внутри, прополоскать хорошенько. Но не сильно, не травмируя кадры. Они же еще не зафиксированы. Правильно, теперь заливаешь фиксаж. Он тоже пакетный, на соль похожий, только пахнет по-другому. Взгляд опять на часы, а в душе нетерпение копытом бьет, еще несколько минут, и увидишь, что вышло. Или ничего не вышло. Но не торопись, слив фиксаж, промываешь хорошенько и… Открываешь бачок.

Тут или радость, или нож в сердце – смотря как пленка вьется. Вроде хорошо лежит, ровными спиралевидными рядами, с правильным просветом, нигде не слиплась. Теперь осторожно достать и повесить сушиться. А нетерпение не дает покоя, любопытство просто жжет изнутри. Ни разу не было, чтобы Лешка дал пленке просушиться спокойно. Еще мокрую начинал придирчиво рассматривать. Получилось! Вот их класс на субботнике, а вот его день рождения, а тут они семьей на демонстрации. Пленку растягивал надолго, только важные события снимал. В 36 кадров помещался кусок жизни величиной с современный сериал. Какие все красивые на негативах – глаза четкими белыми точками горят, рты контрастно белеют на черных лицах, это верный знак того, что получилось. Грудь распирает ликование, радость давит на горло, хочется петь и кричать.

Потом, став взрослым, Петрович часто думал, что самые большие сгустки счастья, полные пригоршни восторга он получал в туалете, проявляя первые в своей жизни фотопленки.

Одно плохо, домочадцы тоже претендовали на туалет, используя его самым прозаическим образом, так сказать, по прямому назначению. Семья жила в хрущевке с совмещенным санузлом, что задерживало становление Лешки как фотомастера. Только начнет колдовать при красном фонаре, как отец:

– Сынок, пусти.

– Пап, ну подожди немного.

– Мог бы подождать, подождал…

Приходилось тщательно закрывать фотобумагу, закутывать лотки с плавающими в них фотографиями и приостанавливать процесс, а потом еще ждать, когда проветрится уборная.

Поэтому, когда появилась возможность сменить дислокацию в пользу Дома пионеров, Лешка побежал туда с огромной радостью. Правда, добираться было чудовищно неудобно, тремя видами транспорта: сначала Леха ехал на трамвае, потом на метро и, наконец, финишировал на троллейбусе. Но все это с лихвой компенсировалось тем, что вместо туалета там имелась настоящая фотолаборатория, куда не стучались домочадцы, нетерпеливо дергая запертую дверь. Делить с родителями санузел становилось все труднее.

Но главным приобретением оказалось знакомство с руководителем фотостудии, Игорем Николаевичем. Наблюдая за ним, Лешка думал, что так выглядит интеллигент. Игорь Николаевич говорил, не повышая голоса, обращался к ребятам на «вы» и словно все время чего-то стеснялся.

Он был для Лехи гуру, не меньше. Учил ремеслу и творчеству одновременно. Так и сказал в первый же день:

– Ремеслу я всех научу, фотографировать вы будете. Ремесло руки делают, это навык, и наша задача его наработать. А вот фотография как творчество – дело тонкое. Здесь своя философия, свой глаз нужен. Тут не обещаю, но чем смогу, помогу.

Леша не понял и, стесняясь, подошел после занятий. Дескать, прошу прощения, но чем все-таки творчество от ремесла отличается?

– Видите ли, молодой человек, вот, к примеру, стоит фонарный столб. Идет снег, фонарь светит, обычное дело. Ничего особенного, правда? Сто высококлассных ремесленников, настоящих мастеров своего дела, это могут сфотографировать так, что каждую снежинку станет видно. Но, понимаете ли, это будет один и тот же столб. И даже снег у них получится одинаковый.

– А разве он бывает разный? – осмелел Лешка.