– Девушка, это вам!
Из-за букета проглянуло лицо мужчины, знакомое, но забытое. Андрей не сильно изменился, раньше он прятался за фикусом, теперь за букетом роз.
– Ты совсем? И с чего? Ненормальный! Ты же мог меня не застать? – Изольда спотыкалась на словах от избытка чувств.
– Да я и не застал пару раз. Букет тю-тю, уплыл в жадные руки вашей примы. Сегодня, думаю, если тебя не будет, отдам лучше гардеробщице, – прятал смущение за шуткой Андрей.
Они шли по осеннему городу, где яркие заплатки листьев пытались прикрыть серость тротуаров. Деревья давали прощальный бал, напоследок вытащив из сундуков самые яркие наряды, ведь беречь их уже бессмысленно. Скоро зима. В запахе листвы растворилась печаль, расставание с надеждами, которые всегда возлагаются на лето – загореть, отдохнуть, похудеть, ярко пожить. И всегда оказывается, что времени не хватило, все только начиналось, а уже осень. Как в жизни.
Изольда рассказывала Андрею про свою жизнь, а он ей про свою. Выяснилось, что уложиться можно в пару фраз. В романах пишут: «они долго не виделись, и им не хватило ночи, чтобы рассказать друг другу о том, что происходило с ними за минувшие годы». Изольда давно подозревала, что это просто литературная красивость, говоря проще, вранье. Чем дольше не видишь человека, тем короче рассказ.
Если созваниваться каждый день, то за час не уложишься, чтобы пересказать все, что произошло. Событий-то – уйма. Например, утром в подъезде кошка родила трех котят. Как об этом не рассказать? И о том, что сосед справа, садист, предложил котят утопить, а старушка слева не дала, забрала их к себе на время. Ну разве это не достойно обсуждения? Подробностей – гора, и все они кажутся значительными, потому что раздражают, радуют, расстраивают, веселят. Но стоит диалогу прерваться, и уже через неделю эти детали будут выглядеть лишними, ненужными, какими-то мелкими. Новости быстро исчерпываются, разговор буксует: «Ну ладно, звони». А через год вообще затруднительно разговаривать. О чем? Ведь глупо звучит: «Знаешь, у нас в прошлом году кошка в подъезде родила трех котят». И что? Об этом говорят взахлеб спустя час и не вспоминают через год.
Изольда уложилась в пару фраз: разведена, детей нет, знаменитой артисткой стать не удалось, но в целом все хорошо. Андрей проявил солидарность: у него тоже все хорошо. Без подробностей.
– А личная жизнь? Счастливо женат? Четыре сыночка и дочка? – попыталась шутить Изольда. Почему-то ей был неприятен такой расклад.
– Счастливо не женат, – поставил точку Андрей.
Он вообще был немногословен, явно смущался и не знал, чем занять руки, куда девать ноги, как смотреть и что говорить.
Успокоился только, когда заснул, крепко сжав свою школьную мечту в объятиях и укрывшись халатиком с драконом на спине.
Андрей, как выяснилось, работал «на себя». То, что сейчас модно называть самозанятым. Он занимался антикварной мебелью и имел репутацию мастера золотые руки. Никого не нанимал и ни к кому не нанимался, то есть был ни буржуа, ни пролетарий – не пойми кто. Лицензиями не заморачивался, налогов не платил, жил себе и работал, как несознательный, но очень трудолюбивый элемент общества. Строго говоря, это называлось «незаконной предпринимательской деятельностью» и должно было преследоваться по закону, но его никто не ловил, потому что из такой мелкой рыбешки уху не сваришь. А блюстители закона любили уху наваристую, жирную, с полезной омегой. С таких, как Андрей, только чешуи полный рот.
В мастерской, под которую он оборудовал пару гаражных блоков, было множество разных приспособлений и средств для состаривания дерева. Почему-то в век, когда все помешались на омоложении себя снаружи и изнутри, обмирая от ужаса от появившейся морщинки, старинная мебель стала писком моды. Андрей каждый раз удивлялся, наблюдая, как очередная пожилая дама с лицом гладким, как жопа, ласково проводит руками, нагруженными акриловыми ногтями, по потрескавшемуся от старости дереву. Как будто завидует его свободе от условностей.
Покупатели, люди небедные, обожали играть в потомственных дворян. Купленный у Андрея секретер представлялся гостям как наследство от бабушки-графини, в чью дальнюю родственницу был влюблен непременно сам Пушкин. Имелся бы секретер, а история найдется.
И Андрей с готовностью делал такие «фамильные» комоды, буфеты, трюмо, имитируя стилистику по желанию клиента: от барокко до индустриального авангарда. Андрей мог отвезти секретер на машине времени, куда скажут, хоть в каменный век. Впрочем, тогда не было секретеров.
Мастерская размещалась в гаражном кооперативе. Гаражные блоки изначально не имели межблочных перекрытий, потому что строители понимали их истинное назначение. Только лохи хранят в гаражах машины, а рукастые и головастые мужики оборудуют там мастерские – гвозди делают, сетку-рабицу, итальянские двери, финские дубленки и прочие нужные народу вещи.