Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Омид не переставал улыбаться, чувствуя себя при этом несколько неловко. Пытаясь представить, как он выглядит со стороны, он подумал, что может сойти за обкуренного наркошу, но ничего с собой поделать он не мог — уж очень старались его друзья, а в особенности Ки, взгляд которой он постоянно чувствовал на себе, и это снова и снова растягивало его губы в улыбке. И немудрено: после пережитого стресса, обусловленного крайне неприятными событиями и обстоятельствами, попасть в центр внимания, понимания и уважения и не стать теплее было просто невозможно.

Плотность же тех событий была устрашающей. Омид рискнул сменить работу, но попытка сорвалась из-за махинаций, жертвой которых он поневоле стал. Это привело к серьезному разговору с работодателем, который хоть и пошел на уступки, но не смог не наложить внутренний административный штраф, который, согласно подписанным бумагам, Омид обязан был выплатить. Исчезновение так называемых «друзей» и явный, хоть и неозвученный, конфликт в офисе, создали такую ситуацию, в которой продолжать там работать было уже невозможно. Ему выплатили половину месячного оклада, но лишили гостиницы. Позвонить домой он так и не решился, тем самым оказавшись в полном одиночестве в чужой стране.

Все это время поддерживавшая Омида морально Ки не дала ему окончательно упасть и перешла к более активным действиям. Для начала она посоветовала ему перейти жить к себе домой. «Привыкнешь быстро, если чуть свою гордость поубавишь», — говорила ему она. Не до гордости было уже, и он провел первую ночь на жесткой тахте, пытаясь заснуть под звуки, доходившие откуда-то из соседних квартир.

Завтрак Ки готовить умела. Меню не было таким же разнообразным, как в гостинице, но она могла подать обычную булку с маслом, фруктовый йогурт, овощи и соленья так, что слюнки начинали течь при виде сервированного столика в ее тесной кухне. Вдобавок ко всему, она подыскала ему сносную работу на бирже — теперь уже настоящей, где работал отец одной из ее напарниц. «А что, голова на плечах есть, и чтоб не прокисли мозги тебе надо работать. На бирже тебе скучать не дадут. Глазом не успеешь моргнуть, как вечер настанет, а там и заслуженный отдых», — говорила она.

И вот сегодня Омид вместе с Ки и парой ее старых друзей скромно, но заслужено отдыхали после рабочего дня. Никогда раньше не чувствовал он себя таким состоявшимся. В его памяти всплывали вечеринки, в которых он участвовал, будучи еще на родине. То были встречи таких же мажоров и снобов, каким он был сам, в местах, украшенных золотом и приглушенным светом, где клубная музыка заставляла биться под ее ритм их сердца, для которых алкоголь служил горючим.

Теперь же всего этого не было, и он был счастлив сидеть на деревянном стуле в малолюдном заведении с нелепым, непонятно кем данным названием, в компании самых простых работящих молодых людей, и улыбаться от уха до уха от постоянного ощущения взгляда человека, которому он был небезразличен.

Прошло еще немного времени, и Ки перестала быть для Омида просто сопереживающим человеком, просто другом, просто человеком, которому можно было доверить свою судьбу.

— Ты не хочешь позвонить домой, поговорить с братом, с отцом? Сколько времени прошло, как ты с ними не общался? — спросила как-то раз Ки, юркнув в еще холодную постель и прижавшись к пытавшемуся побыстрее ее согреть Омиду.

— Много. Около трех месяцев уже как я все же решился позвонить домой, но пока что все безрезультатно. А до этого сколько я ждал? Э-эх… Я думаю об этом постоянно. На самом деле я пытался связаться с ними еще тогда, когда у меня проблемы с законом стали назревать. Не отвечают — и все тут. С Хакимом все ясно, и я отхожу от этого, но что там дома может быть не так — не знаю.

Не то, чтобы Омид не хотел быть услышанным соседями — нет. Он перешел на шепот, скорее, потому, чтобы Ки слушала его внимательно, чтобы вслушивалась в его слова и попыталась его понять.

— Ты знаешь, я не знаю, что было бы со мной, каким и где был бы я сегодня, если бы не ты. Я так благодарен тебе за все то, что ты для меня сделала! Не будь этого, я был бы совсем один во всем мире. Я знаю, что бы я чувствовал, и это ощущение душит меня.

Помню, как однажды я потерялся в чужом городе, куда поехал с отцом, матерью и братом. Мне тогда было всего пять лет. Мы шли по переполненной людьми улице. Проходя мимо книжного магазина, Дариуш вдруг решил забежать туда и потянул за собой отца. Мама же остановилась и позвала меня за собой. И я пошел было за ней, но кто-то случайно скинул мою шляпку. Я бросился за этой шляпкой, пытаясь поймать ее прежде, чем она будет затоптана сотнями безразличных пар ног. В какой-то момент прохожие сообразили остановиться, тем самым создав вокруг маленького меня кольцо, а когда я поднял шляпку с земли, отряхнул ее и надел себе на голову, все, умилившись этой картиной, разошлись и продолжили движение. И тут только я обнаружил, что мамы рядом не было. Позвав меня, она была уверена, что я последую за ней и через пару секунд окажусь вместе со всеми в книжном магазине.