Мое почтение. Есть в пасмурной отчизнеТаможенный обряд, и он тебе знаком:Как будто гасят свет — и человек при жизниУходит в темноту лицом и пиджаком.Кенжеев, не хандри. Тебя-то неуместноУчить тому-сему или стращать Кремлем.Терпи. В Америке, насколько мне известно,Свобода, и овцу рифмуют с кораблем.Я сам не весельчак. Намедни нанял дачу,Уже двухкомнатную, в складчину с попом.Артачусь с пьяных глаз, с похмелья горько плачу,Откладывая жить на вечное потом.Чего б вам пожелать реального? Во-первых,Здоровья. Вылезай из насморков своих,Питайся трижды в день, не забывай о нервахКрасавицы-жены, пей в меру. Во-вторых,Расти детеныша, не бей ремнем до срока,Сноси безропотно пеленки, нищету,Пренебрежение. Купи брошюру Спока,Читай ее себе, Лауре и коту.За окнами октябрь. Вокруг приметы быта:Будильник, шифоньер, в кастрюле пять яиц.На письменном столе лежит «Бхагавад-гита» —За месяц я прочел четырнадцать страниц.Там есть один мотив: сердечная тревогаБоится творчества и ладит с суетой.Для счастья нужен мир. Казалось бы, немного.Но, если мира нет, то счастье — звук пустой.Поэтому твори. Немало причинилаЖизнь всякого, да мы и сами хороши.Но были же любовь и бледные чернилаКарельской заводи… Пожалуйста, пишиС оказией и без. Целуй семейство пылко.Быть может, в будущем — далёко-далекоСойдемся запросто, откупорим бутылку —Два старых болтуна, но дышится легко.1982
«Растроганно прислушиваться к лаю…»
Растроганно прислушиваться к лаю,Чириканью и кваканью, когдаВ саду горит прекрасная звезда,Названия которой я не знаю.Смотреть, стирая робу, как водаНаматывает водоросль на сваю,По отмели рассеивает стаюМальков и раздувает невода.Грядущей жизнью, прошлой, настоящей,Неярко озарен любой пустяк —Порхающий, желтеющий, журчащий, —Любую ерунду берешь на веру.Не надрывай мне сердце, я и такС годами стал чувствителен не в меру.1986
«Ай да сирень в этом мае! Выпуклокрупные гроздья…»