Еще далёко мне до патриарха,Еще не время, заявляясь в гости,Пугать подростков выморочным басом:«Давно ль я на руках тебя носил?!»Но в целом траектория движенья,Берущего начало у дверейРоддома имени Грауэрмана,Сквозь анфиладу прочих помещений,Которые впотьмах я проходил,Нашаривая тайный выключатель,Чтоб светом озарить свое хозяйство,Становится ясна.Вот мое детствоРазмахивает музыкальной папкой,В пинг-понг играет отрочество, юностьВитийствует, а молодость моя,Любимая, как детство, потерялаСчет легким километрам дивных странствий.Вот годы, прожитые в четырехСтенах московского алкоголизма.Сидели, пили, пели хоровую —Река, разлука, мать сыра земля.Но ты зеваешь: «Мол, у этой песниПрипев какой-то скучный…» — Почему?Совсем не скучный, он традиционный.Вдоль вереницы зданий станционныхС дурашливым щенком на поводкеПод зонтиком, в пальто демисезонныхМы вышли наконец к Москва-реке.Вот здесь и поживем. Совсем пустаяПрофессорская дача в шесть окон.Крапивница, капризно приседая,Пропархивает наискось балкон.А завтра из ведра возле колодцаУже оцепенелая водаОбрушится к ногам и обернетсяЦилиндром изумительного льда.А послезавтра изгородь, дрова,Террасу заштрихует дождик частый.Под старым рукомойником траваЗаляпана зубною пастой.Нет-нет да и проглянет синева,И песня не кончается.В пpипевеМы движемся к суровой переправе.Смеркается. Сквозит, как на плацу.Взмывают чайки с оголенной суши.Живая речь уходит в хрипотцуГрамзаписи. Щенок развесил уши —His master’s voice.Беда не велика.Поговорим, покурим, выпьем чаю.Пора ложиться. Мне навернякаОпять приснится хмурая, большая,Наверное, великая река.1980