Счастье Зуттера

Он листал журнал, отмечал для себя фамилии и профессии гостей, время от времени припоминал физиономии: график, издатель, специалистка по эвритмии, школьный психолог, архитектор, младший воспитатель, логопед, пастор; типичная клиентура пансионата фройляйн Баццелль. Журналистом не записывался никто, даже редактор одного литературного ежемесячника, несколько лет тому назад покончивший с собой. «28.7.60 — 5.9.60 — обе даты говорят сами за себя», — прокомментировал он свое пребывание в пансионате. Тогда он, хотя и с трудом, еще терпел самого себя. Ронер, Руфь и Гигакс, Эмиль — их имена регулярно появлялись в конце сентября, без указания профессии и без комментариев.

Потом, задним числом, Зуттеру показалось странным, что в этот раз он не зарегистрировался в журнале.

Когда около полуночи он вошел в комнату, ему показалось, что Руфь лежит в своей кровати, и он не стал включать свет. Небо за окном затянулось облаками, Руфь задернула занавески, хотя обычно этого не делала. Комнату он знал, как свои пять пальцев, и мог передвигаться вслепую, так как в ней никогда ничего не менялось. Он разделся и ощупью, по не очень устойчивому деревянному полу — или на не совсем твердых ногах — пробрался к своей кровати у задней стены, ошибиться он не мог, она была застлана высоко взбитым пуховым одеялом. Вторая кровать вроде бы тоже была занята. Казалось, одеяло вздымается и опускается в такт дыханию.

Неужели он пропустил бы мимо ушей абсолютную тишину, стоявшую в комнате?

Когда Руфь обнаружили, врач не мог с точностью до часа установить время смерти. Руфь могла уже лежать в воде, когда Зуттер вошел в их вроде бы еще общую комнату. Но как она могла быть так уверена, что он не обнимет ее перед сном, не поправит одеяло, не проведет рукой по лбу?

Скорее всего, она дождалась, когда он уснет. Вероятно, она сначала сняла свою тяжелую шинель с крюка, на который он повесил ее, отпустив попутно какую-то шуточку. Карманный фонарик она включила, лишь когда отошла от пансионата на достаточное расстояние. Пошел дождь. Освещая фонариком мокрые кусты и траву, название которой ей было неизвестно, она искала тропинку к озеру, которую, должно быть, про себя наметила уже заранее. Выбранное ею место было на ближней стороне полуострова, круто поднимавшегося из бухты. По спускавшейся вниз тропе она дошла до скамейки у самой кромки воды; там узкой полосой лежала прибитая к берегу галька.

Здесь они стояли в прошлом году и смотрели на горы за бухтой, солнце уже скрылось за скалами, но еще покрывало тончайшим слоем охры и сирени горную цепь на другой стороне долины. В Энгадине «кривые равнины», как любила называть горы Руфь, действовали на них менее устрашающе, чем Альпы в других местах. Руфь была уверена, что на этом месте она найдет гальку, чтобы нагрузить карманы своей шинели.

Старую армейскую шинель она носила в семидесятые годы. Шинель уже тогда насиловала ее хрупкое тело, но в то время было модным из чувства протеста носить военное обмундирование. Когда она положила шинель в чемодан, он счел это капризом и почти добрым знаком.

Она надела ее на себя, как воин доспехи, когда выходила ночью из пансионата. Под дождем шинель, должно быть, стала еще тяжелее. Прежде чем войти в воду, Руфь наполнила карманы, которых в шинели было немало, галькой, чтобы не выплыть, если ей почти бессознательно захочется оттянуть конец. Собирая в темноте камешки и заполняя ими карманы, она потратила слишком много сил. Она просто не смогла бы поднять набитую камнями тяжеленную шинель и напялить ее на себя. И как только она дошла до воды, не рухнув под ее весом? Сколько усилий пришлось ей приложить только для того, чтобы в конце концов погрузиться в глубину, отгоняя мысли об отступлении.

Карманный фонарик она выключила и оставила на берегу. Ключ от входной двери пансионата она, по всей видимости, взяла с собой. Но его так и не нашли.

Утром Зуттер проснулся около половины восьмого и увидел ее пустую кровать. Под одеялом не было и намека на тепло человеческого тела. Он мгновенно понял, что произошло. Оделся, сохраняя спокойствие, которое ему самому казалось призрачным. Спустился к телефонной кабине в вестибюле и позвонил в полицию. Дожидаясь полицейского, с которым он был знаком, Зуттер сидел на гранитных ступенях у входа в пансионат. Потом, не говоря ни слова, пошел впереди. Он знал, где искать Руфь. Едва поспевавший за ним полицейский, человек одного с Зуттером возраста, не без подозрения посматривал на то, как Зуттер безошибочно выводил его к нужному месту.

День был свеж, как новое утро мира. Чуть дальше, на озере, солнечные лучи уже лукаво заигрывали с иссиня-черными волнами. Но и здесь, у берега, куда солнце еще не добралось, в темном тюке, что лежал на дне, угадывались очертания человеческого тела.