Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний

Пока завтракаем (оладьи из кабачков, дорблю, безе и коньячок), вспоминаем бабушку моей подруги. Мне рассказывают, как она умерла, на этой же даче, исповедавшись и причастившись и даже увидев свет, который озарил комнату только для нее: «Почему мы никогда не открывали это окно?» Когда бабушка умерла, стали искать, кто из соседей мог бы довезти до станции внучку – ехать в Москву оформлять документы, но, как в евангельской притче, начали все, как бы сговорившись, извиняться… Внучка, преодолев жару, ступор и болезненное онемение в суставах, добралась наконец до московской поликлиники, а ей говорят: вам нужно брать справку по месту смерти. Эпоха до мобильных телефонов. В то же самое время на даче – вопль дочери перед иконой: «У нас никого нет, кроме Тебя, мы одни, помоги ей, молю Тебя», и ровно в эту минуту (потом проверили), медсестра машет рукой и говорит: «Ладно, давайте я сделаю справку, мы тоже иногда оформляем».

Краснодарская бабушка объясняла: я работаю не покладая рук в саду, потому что надеюсь, что так незаметно за работой и умру. Но у нее случился инсульт, и она еще долго прожила в полуподвижности, в московской квартире, у своего сына – моего отца, и боюсь, что прожила в тоске. Московская бабушка умерла быстро, от четвертого инфаркта, на руках у моей мамы. В Бога не верила и в церковь не ходила ни та ни другая, одна – грубая коммунистка и колхозница, другая – интеллигентная еврейка и доктор наук… Советский Союз моего фамильного древа, что мне с тобой делать? Что мне делать с самой собой, поросшей твоими буйными мичуринскими злаками?

Спрашиваю о варенье из крыжовника с грецким орехом. Да, воодушевляется мама подруги, я варила, это нужен особый сорт, и собирать нужно в определенное время, пока зеленый и не пожелтел, вынимаешь только косточки, а кожура и мякоть остаются. Дочь подхватывает: виден только орех, а если посмотреть на просвет, то видны и ягоды – прозрачные, дивные.

По моей просьбе подруга – недаром учительница литературы – вспоминает сюжет чеховского рассказа: всю жизнь мечтал о своей усадебке с крыжовником, накопил денег, женился на нелюбимой и богатой, уморил ее – и вот сидит на террасе и пьет, наконец, чай с вареньем из своего крыжовника. Чехов смотрит на это достижение глазами некоего Ивана Ивановича, брата героя, и, ясное дело, осуждает бесцельную жизнь, посвященную эгоистической мечте. Но я знаю, что мы с братом Ивана Ивановича, Николаем, одной крови. Я и сейчас готова все отдать за то, чтобы увидеть теми же глазами то огромное вечернее синее небо над заснеженным косогором, на выходе из мозжинского леса.

2011 г.

Гасан Гусейнов. De felicitate [10]

Как только мне велели написать о счастье, я сразу вспомнил три трактата Цицерона – «О старости», «О дружбе», «Об обязанностях». De senectute. De amicitia. De officiis. Конечно, не хватает четвертого – как товарища Сталина к Марксу, Энгельсу и Ленину. Как д’Артаньяна к трем мушкетерам, как Париса к трем богиням, как общего глаза и зуба трем Грайям. Четвертый – о счастье. De felicitate.

Что же мне написать? Сначала я испугался сглазить. Да и вообще, зачем писать о том, что у всех, скорей всего, устроено совершенно одинаково. Может быть, есть что-то, что может порадовать и тебя, и других? Даже тех, кого не пригласили писать о счастье?

И тогда я понял, что могу написать только об одном, специальном виде счастья, которое сначала очень коротко состоялось, потом оказалось ошибкой, а потом все-таки осталось в моей памяти навсегда, и именно как счастье, несмотря на ошибку. Это тоже настоящее счастье, которое трудно спутать с чем-то другим. И хотя по прошествии очень короткого времени обнаруживается или может обнаружиться, что счастье было таким коротким, даже попросту мгновенным – все-таки, может быть, именно благодаря этой краткости и даже мгновенности ты числишь его настоящим счастьем. При этом, определенно, ты разоблачаешь сам себя как человека, мягко говоря, не слишком симпатичного. Как раз за это счастье, очень маленькое, микроскопическое, потому что – мгновенное.

Это мгновенное счастье не имеет ничего общего с тем, о котором Спиноза писал, что оно могло бы занять все пространство жизни, если б только люди соблюдали здоровый образ жизни. И поэтому случается это мгновенное счастье в необычном союзе с другой штукой, которую я пока даже называть не буду.