Энджел замер возле тренажеров. Сам он не слишком часто заботился о своей физической форме и ограничивался обычно тем, что не ел слишком много хлеба. Тем более что хлеб был невкусным, пресным, а иногда в нем можно было отыскать целые куски щепок.
Провести всю жизнь на тренажерах? Или как они себе это представляют?
– Каждое утро – укол, – сказал Марк. – Каждый вечер – укол. Если через неделю не свалишься, будешь прибегать сюда раньше всех. После этой дряни бегать хочется даже больше, чем трахаться.
– Ч-что? – вырвалось у Энджи, прежде чем он понял, что лучше бы промолчать.
– Видел медотсек?
Энджи кивнул.
– Каждое утро ты делаешь себе укол. Каждый вечер ты делаешь себе укол. Нужное время отмечают громким сигналом – не перепутаешь. Действовать начинает не сразу, только через несколько дней. Обычно новички выпадают на третий-четвертый день. Если доживают до пятого, начинается ломка. На седьмой день почти все бегут сюда, – он указал на ряды тренажеров, – тело начинает меняться.
Строгий, внимательный взгляд.
– Или умирает.
***
Первый укол был почти безболезненным. Тело Энджела не почувствовало ничего, кроме прикосновения тонкой иглы. Жидкость – совсем крошечная доза – проникла внутрь мгновенно.
Хлоп, и готово!
Как будто комарик укусил.
Про комарика говорила мама, и Энджел, сидя на своей койке возле входа – новичков всегда сажали возле входа, чтоб проще было меняться – думал о ней и гадал, откуда она взяла эту фразу. Никаких комаров в Зионе давно не было, только вездесущие тараканы.
***
Вечерний укол прошел не так гладко. Он ощутил, как кровь прилила к лицу, а в горле поселился комок тошноты.
Нервы.
Конечно, нервы.
Заснуть после отбоя не удалось. Он искал взглядом Марка, но за рядами лежащих под простынями тел найти его было невозможно.
***
Утром привели еще одного новенького. Он возник неожиданно, будто появился посреди зала с роботами. Те как раз копошились над завтраком, а бедолага вертел головой и пытался понять, что делать.
– Меня зовут Энджи, – сказал Энджел, протянув ему руку.
– Джейми, – ответил на рукопожатие новенький.
Они были похожи по росту и возрасту. Энджи нашел Джейми койку поближе и стал рассказывать все, что рассказал ему Марк, когда один из тех, кто спал возле стены, схватил новенького за руку и потащил в задернутый простынями угол.
Энджел открыл рот, чтобы возразить, но там, рядом с простынями, стояло еще шестеро.
Шестеро.
Энджел захлопнул рот, а в голове его перемешались две реплики Марка: «После этой дряни бегать хочется даже больше, чем трахаться» и «Рано». Энджел забрался на постель с ногами, зажал уши ладонями и представил себе, что мальчика по имени Джейми никогда не было.
***
Мальчика по имени Джейми никто больше не видел.
Вечерний укол Энджи помнил смутно.
Все уходило на то, чтобы убедить себя, что мальчика по имени Джейми никогда не было.
***
Посреди ночи он проснулся, жадно хватая ртом воздух, словно только что вынырнул из воды. Тело горело огнем. Чьи-то руки подхватили его, чужая ладонь заткнула захлебнувшийся воздухом рот.
– Тише, тише, скоро будет легче.
Энджел узнал голос Марка.
– Тащи в душевую, – этот голос Энджел не помнил.
– Полотенце есть? – еще один.
Третий?
Энджел начал паниковать.
– Тише ты! – шепотом прикрикнул Марк. – Подохнешь же.
Реплика подействовала – Энджи притих, позволив чужим рукам унести себя в соседнюю комнату. Ряды раковин, ряды писсуаров, несколько «полноценных» унитазов, а под потолком – отверстия, откуда вытекала вода. Они называли все это «душевой», хотя правильнее было бы сказать «моечная».
Энджела втащили внутрь, не включая свет, поднесли прямиком к унитазу, и когда Марк убрал ладонь, стало ясно, почему один из незнакомцев заговорил о полотенце. Энджи чувствовал, что из него вытекают внутренние органы, боль была адской, но стоило начать скулить, Марк напоминал о тишине.
– Разбудишь кого-нибудь – тебе крышка, – коротко сказал он, когда Энджела скрутил особенно сильный приступ боли.
Когда желудок опустел окончательно, его отвели под струю ледяной воды, и одуревший от происходящего организм ненадолго включился: Энджел очень отчетливо увидел все, что находилось в абсолютно темной, без единой щели в обивке, с плотной пневмодверью, комнате. Он мог поклясться в том, что видел пот на телах мужчин, которые его обступали, слышал биение их сердец, различал каждый волос, складки кожи, даже мог сказать, что у одного из них темно-синие глаза, а у двух других – карие. Но через несколько секунд – долгих, прекрасных, удивительных – тело снова согнулось от тошноты.
– Тащи укол, – коротко сказал Марк.
Энджел даже не смог возразить.
Он представил себе, какие, на самом деле, дозы необходимо употреблять им, согласно Эксперименту? Кто, на самом деле, решает, сколько уколов получит он, Энджи, а сколько – мальчик Джейми, которого никогда не существовало?