Сбежать от Питбуля и Булочки

— Ну… может, самую малость, — пожимает плечами. — Но к криминальным символам они отношения не имеют. Так… личные якоря.

Паркует машину практически там же, где утром остановился Богдан. Мои нервы сдают.

— Не рыдать! — строго.

Подаёт мне салфетки.

— Мы зайдем туда как пара. Снимем соседний номер.

— А дальше что?

— Понятия не имею! Дальше экспромт и не тупить.

Легко сказать!

Нас оформляют на ресепшене. Мне ужасно неловко. И я заранее переживаю, а вдруг каким-то образом Богдан увидит или узнает, что Гера, как свою ведёт меня сейчас за талию в снятый на двоих номер. Наши паспорта "отпечатались" тоже вместе. Как я буду оправдываться перед ревнивцем Касьяновым, если пообещала Гере не говорить правду?

В лифте Гера протягивает мне тонкие прозрачные перчатки.

— Что это?

— Надень.

— Зачем?

— На этой бутылке твоих отпечатков быть не должно.

— Ааа… Это я её должна взять?!

— Это как получится. Но я знаю, как не оставить, а ты — нет.

Гера стучит в номер, крепко держа меня за руку. Мы смотрим друг другу в глаза. Взгляд у него застывший, решительный. Словно подкручивающий в моей голове разболтанные гайки.

Соберись, Агния! Человек ради тебя и Богдана старается! Не облажайся.

Но в голове только адреналиновый бум, вытесняющий все мысли и планы.

Паспорт.

Тоник.

Тоник.

Паспорт.

Ты, воровка, Синичкина. А жених у тебя полицейский. Капец…

Но сейчас мне всё равно.

Дверь открывается.

— Ну я же сказала — не беспоко… — прерывает на полуслове фразу Марина.

Подняв претенциозно бровь, фыркает.

— Вот сейчас только через ментов общаться будем!

Захлопывает перед нашим носом дверь.

Вот и всё? Смотрю с вопросом на Геру.

— Сейчас, она выйдет на балкон.

— Зачем?

— Потому что курить в номере нельзя, там дымовая сигнализация. А она понервничала… Она выйдет, и я выйду.

Открывает дверь в соседний номер.

— Мы будем общаться на балконе. А ты зайдешь, возьмёшь паспорт и тоник, ясно? Паспорт вытаскиваешь из корочек. Их оставляешь, паспорт забираешь. Так дольше не спохватится.

— Как я зайду?!

Он оттягивает меня в сторону. В его руках появляется пластиковая карта. Что-то ловко феячит с замком, не сводя взгляда с лифта и лестницы. Бесшумно открывает дверь.

— Вперёд, — беззвучно.

Мне хочется перекреститься, как перед нырянием в прорубь. Но Боженька, боюсь, в таких делах не помощник. Задерживая дыхание, захожу внутрь, замирая в маленькой прихожей номера. В арку, которая ведёт в комнату, вижу Марину сквозь шторы-бусы.

Глядя в окно, говорит по телефону. На балкон не торопится…

Что мне делать?!

— Не надо меня лечить, мама! — агрессивно цедит в трубку. — Я сама знаю, как мне надо. И что моему ребёнку лучше. Прошу заметить, что я Касьянову не изменяла, когда он уезжал, а он привёл домой эту мелкую потаскушку. Так что не выставляй его святошей. Не хочу я разводиться, ясно! Мне не шестнадцать заново нормального мужика искать. Да какие там мужики, я тебя умоляю — геи, альфонсы, да немощное старьё! Да! Представь себе хочу нормального. А Касьянов перспективный. Да, конечно! Если бы он не любил меня, не выбрал бы похожую на меня девку.

Это очень больно цепляет. Но я вспоминаю, что вообще-то выбрала за внешность меня Булочка, а не Касьянов.

Марина разворачивается.

А я не успеваю даже дернуться в сторону!

Клуша ты, а не кролик, Синичкина! Всё испортила!

Не дыша, ложусь спиной на вешалку с одеждой. А там её розовая шубка. И, видимо, сливаюсь с ней, потому что Марина пройдясь в моём направлении расфокусированным взглядом, снова отворачивается.

Мне кажется, у меня передоз адреналина. Потому что трясёт меня не по-детски, и в глазах звезды.

Засовываю руку в карман её шубки — деньги, ключи…

Инспектирую другой карман. Тоже ничего. Забираюсь во внутренний. Корочки врезаются в пальцы. Схватив покрепче, вытягиваю. Паспорт!

Расчехлив его, прячу, возвращая на место обложку.

На столике убрано. Ни бокалов, ни бутылки.

— Мама, ну прекрати. А бумаги эти я не подпишу! Пусть Дана осмотрит один специалист сначала. Мне его посоветовали знающие люди. А эти коновалы его ещё в овощ превратят. Приедет послезавтра. Говорила ему… Сам виноват… Ма-а-ам! Ну тяжёлое стабильное — это не умирает. Его уже отключало так, когда он вернулся. Вот увидишь, завтра придёт в себя. Этот гад живее всех живых!

Наконец-то, как и предсказывал Гера, она накидывает теплый халат и выходит на балкон. На цыпочках крадусь в комнату. Боюсь, что повернется и заметит меня. В панике прижимаю балконную дверь плотнее и медленно поворачиваю ручку вниз, запирая ее там. Ну и не только потому что, боюсь. Потому что — сама она гадина…

Тихонечко зашториваю окно.

И, уже не особенно таясь, обшариваю всю комнату в поисках нужной бутылки.

Отыскиваю её в мусорном ведре. Завернутую в черный пакет. Пустую. Несколько капель внутри. Прихватив прямо с пакетом, выбегаю из номера.

— Гера! — тарабаню в приоткрытую дверь. — Я на улице!