Сбежать от Питбуля и Булочки

Мне хочется, как можно скорее смыться с места преступления. И проскочив мимо ресепшена, я останавливаюсь только на улице, возле большой темной машины Бандита. Разглядываю себя в тонированное стекло и сравниваю с фоткой на паспорте. Взбиваю волосы, перекидывая их на другую сторону. Примеряю несколько выражений лица, которые наблюдала у Марины. Ну… Так себе сходство. Однако вишневая помада и подрисованные брови… Открываю сумочку и, наклонившись, крашусь, глядя в боковое зеркало.

— Ты заперла ее на балконе, Ася! — подходит сзади Гера.

— Дверь заклинило… — вру я, вырисовывая бровь.

— Ну да, конечно, — закатывает он глаза. — Главное теперь, чтобы не догадалась…

— «Я же сказала, не беспокоить!», — в ее манере выдаю я, с претензией глядя ему в глаза.

Гера смеется, изображая фейспалм.

— Ты при Касьянове так не разговаривай, побереги мужика!

— «Я тебя умоляю!», — надменно веду плечами, взмахивая кистью.

— Ааа… Супер! Поехали, пока тебя не отпустило. «Эллочка-людоедка…»

Глава 18 — Плен

Богдан

Муть… Тошнит. Во рту сухо и липко. Гул какой-то.

Сначала мне кажется, что меня только что ранило. И это грохочет техника рядом. Но гул и грохот превращается в голоса, замедленные и растянутые фразы.

Равнодушно слушаю звуки вокруг. Хочется отключиться скорее.

— Что значит, Вы не пустите, это мой сын! Да что эта ваша фамилия?! Нет у него родной! Я вместо неё!

— Женщина, не скандальте. Пациент ещё без сознания.

Тембр голосов становится чуть выше. Я узнаю этот голос. Это родной человек. Но слету не удаётся вспомнить — кто это и кем мне приходится.

Теперь пахнет мандаринами.

Врач ругается, что здесь не место для продуктов, это интенсивная…

А жаль. Меня тошнит. А от запаха мандаринов было чуть легче.

Голова пульсирует. Знакомое ощущение. Но нет, меня не ранило… Ранение было очень давно. После этого столько всего… Воспоминания мелькают смазанными картинками. В основном какие-то неприятные.

Ах, да… Марина нас бросила… И ещё ветрянка у дочки… И конфликт с операми на работе… И выговор. Два выговора. Что-то ещё припоминается.

И болит всё, просто жесть!

Где я, вообще?

Веки словно склеены. Как будто не глаза открыть пытаюсь, а гирю поднять. От напряжения тело потрясывает.

Ну его… Расслабляюсь.

Уносит в какие-то полусны.

А с кем дочь?!

В этот раз с трудом, но удаётся открыть глаза. Опять — муть. Белая.

Подношу руку к лицу. На ладони поцелуй помадой. Красивые губы… Кто-то уже так делал… Недавно совсем. На ладошке у Ариши.

Голоса женские.

— В смысле Касьянов прооперирован?! Он что в себя приходил? А кто подписал разрешение?

— Жена.

— Жена — я! И я ничего не подписывала.

— Девушка, не шумите. Да вот же жена его.

Начинается какой-то кипиш. Присаживаюсь, в глазах темнеет.

— Немедленно ложитесь, — укладывают меня чьи-то руки.

— Что там происходит? — хриплю я тихо.

— Разберутся без вас. А Вам, мой дорогой, нужно ни о чем не волноваться. Повышенное давление для Вас сейчас крайне опасно. Самостоятельно не вставать.

— Мне сделали операцию? — онемевшими пальцами тянусь к голове.

Врач перехватывает мои руки.

— Минимальное вмешательство. Но возможна дезориентация и семантическая или эпизодическая потеря памяти.

— Как это?

— Событие можете не вспомнить или фамилию, название какое-то. Были мелкие кровоизлияния, они могут повлиять, — водит перед моим носом ручкой. — Но в целом прогноз хороший. Следите глазами за кончиком…

Ощупываю лицо. Ощущение, словно его об асфальт повозили.

— Где дочка?

— Это Вы у жены спросите.

Жены… Нет у меня жены. Хм…

Голос Маринин был! Она вернулась?

— А чего так болит то всё?

— Ваша нервная система восстанавливается, настраивается заново. Её реакции сейчас сложно предсказуемы.

Это я уже прошлый раз, после ранения слышал.

Врач тыкает мне в подушечки пальцев чем-то острым. Вздрагиваю и дергаюсь от непривычного ощущения.

— А кто там шумел? — морщась, бросаю взгляд на безымянный. На всякий случай. Вдруг моя память обманывает меня. Кольца нет.

Какая ещё тогда жена?! Разве мы не развелись? Не помню…

— Родственники у вас шумные. Поспите.

Доктор уходит. Голоса опять становятся громче. Дверь в палату открывается.

— А я Вам ничего доказывать не обязана, Марина Юрьевна! — от этого голоса меня снова выкидывает в реальность.

Марина…

Фокусирую взгляд.

Нет, не Марина!

Марина заходит следом за этой девочкой.

Пазлы в моей голове рассыпаются. И быстро пытаются собраться в какую-то логичную картинку. Словно дежавю или нечаянно всплывший сон десятилетней давности.

И девочка кажется очень родной и, одновременно, словно первый раз вижу. Сумбурная куча воспоминаний начинает быстро кипеть, извлекая из моей груди множество разнообразных чувств. Среди них есть такие тонкие… новые… На которые мне казалось, я не способен.

— Дан! — делает три шага ко мне и испуганно замирает.

Имя… Имя… Имя…

Но в голове только птица. Маленькая, любопытная… Синица!

Сердце разгоняется от волны нежности. Залипаю на её губах. Мелькает картинка поцелуя. И почему-то — наручники. А ещё — баня… И ощущение её тела на кончиках пальцев.

Ариша на её руках.

"Маму зовут мамой", — говорит дочь в моих воспоминаниях ни чем мне не помогая.