Савитри. Легенда и символ

Накрывает внутренней музыки спрятанный ключ,

Что ведет поверхностные каденции, неслышимый.

Все же, это — радость жить и творить

И радость любить и трудиться, несмотря ни на какие падения,

Радость искать, хотя все, что мы находим, обманывает,

И все, на что мы опираемся, предает наше доверие;

Все же, что то в ее глубинах страдания стоило,

Страстная память, посещаемая огнем экстаза.

Даже горе было радостью, под его корнями сокрытой:

Ибо ничего не тщетно полностью, что сделал Один:

В наших потерпевших поражение сердцах сила Бога выживает

И звезда победы еще освещает нашу дорогу отчаянную;

Наша смерть сделана проходом к новым мирам.

Это дает музыке Жизни ее подъем гимна.

Всему она сообщает своего голоса славу;

Восторги небес шепчут ее сердцу и проходят,

Скоротечные томления земли кричат с ее губ и увядают.

Один Богом данный гимн ее искусство спасает,

Что пришел с ней из ее духовного дома,

Но остановился на полпути и ослаб, безмолвное слово

Бодрствующее в некой глубокой паузе ждущих миров,

Журчание, повисшее в тишине вечности:

Но никакого дуновения не приходит от мира[5] небесного:

Пышная интерлюдия слухом владеет,

И сердце слушает, и душа соглашается;

Исчезающую музыку она повторяет,

Расточая на быстротечного Времени вечность.

Тремоло голосов часа

Рассеяно заслоняет высоко задуманную тему,

Которую самовоплощенный дух пришел играть

На обширных клавикордах Силы Природы.

Лишь шепот могучий здесь и там

Вечного Слова, блаженного Голоса

Или Красоты касания, трансфигурирующего сердце и чувство,

Блуждающее великолепие и мистический крик,

Призывают вернуться силу и сладость, которых больше не слышно.

Здесь брешь, здесь останавливается сила жизни иль тонет;

Эта нехватка обедняет искусство волшебника:

Эта недостаточность заставляет все казаться тонким и голым.

Полувзгляд рисует горизонт ее действий:

Ее глубины помнят, что она пришла сделать,

Но забыл ум и ошибается сердце:

В бесконечных линиях Природы потерян Бог.

Суммировать в знании всезнание,

Воздвигнуть Всемогущего в деятельности,

Создать ее Творца здесь ее сердца было самонадеянностью,

Наводнить космическую сцену совершенным Богом.

Трудясь, чтобы еще далекий Абсолют трансформировать

Во всеосуществляющее богоявление,

В провозглашение Несказанного,

Она приносит сюда славу Абсолютного силы,

Меняет баланс в ритмичном взмахе творения,

С небом покоя венчает море блаженства.

Огонь, чтобы звать вечность во Время,

Делать радость тела такой же живой, как и радость души,

Землю она к соседству с небом поднимает,

Трудится, чтобы жизнь приравнять ко Всевышнему

И согласовать Пучину и Вечного.

Ее прагматизм трансцендентальной Истины

Наполняет тишину голосами богов,

Но в крике один Голос теряется.

Ибо видение Природы за пределы ее действий взбирается.

Жизнь богов в небесах она видит свыше,

Полубог, из обезьяны встающий,

Есть все, что она может в нашем смертном элементе.

Здесь полубог, полутитан ее вершиной являются:

Эта более великая жизнь колеблется между землею и небом.

Мучительный парадокс ее грезы преследует:

Ее энергия в капюшоне заставляет неведающий мир

Искать Радость, которую ее собственная сильная хватка отбросила:

В ее объятиях к своему источнику этот мир повернуться не может.

Ее сила огромна, бесконечна ее действия дорога широкая,

Заблудился его смысл и утерялся.

Хотя она несет в своей тайной груди

Закон и путешествующий изгиб всех рожденных вещей,

Ее знание частичным кажется, ее цель — маленькой;

По почве стремления ее роскошные часы ступают.

Свинцовое Незнание отягощает крылья Мысли,

Ее сила угнетает существо своими нарядами,

Ее действия в тюрьму его бессмертный взгляд заточают.

Чувство ограниченности часто владения ее посещает

И нигде не гарантировано довольство и мир:

Ибо всей глубине и красоте ее работы

Не достает мудрости, что дух свободным делает.

Старое и поблекшее очарование имеет сейчас ее лик

И от него кутает ее быстрое и странное знание;

Его широкая душа просила более глубокой радости, чем ее.

Из ее затейливых линий он искал бегства;

Но ворот ни из рога, ни из слоновой кости

Не нашел он, ни задней дверцы духовного зрения,

Там не было выхода из этого подобного грезе пространства.

Наше существо должно двигаться вечно во Времени;

Смерть не помогает нам, тщетна на прекращение надежда;

Тайная Воля продолжаться нас принуждает.

Нашей жизни отдохновение лежит в Бесконечности;

Она не может закончиться, ее концом является всевышняя Жизнь.

Смерть есть проход, не цель нашей прогулки:

Какой-то древний глубокий импульс продолжает трудится:

Наши души влекомы словно скрытою сворой,

Несомы от рождения к рождению, от мира к миру,

Наши действия продолжают после спадания тела

Старое нескончаемое путешествие без перерыва.

Ни один тихий пик не обнаруживается там, где отдохнуть может Время.

Это был магический поток, что не достигал моря.

Как бы далеко он ни шел, куда бы ни поворачивал,

Колесо работ бежало за ним и обгоняло;

Всегда оставалась задача последующая, чтобы ее делать.

Удар действия и крик поиска

В том беспокойном мире постоянно росли;

Занятой ропот наполнял сердце Времени.

Все было изобретением и беспрестанным движением.

Сотни дорог жить пробовались тщетно: