Сапфировый альбатрос

С точки зрения материального подхода Мария должна была вроде бы первым долгом поинтересоваться, какие такие важные производственные дела планирует разрешать ее супруг и какую такую пользу она принесет своему любимому городу, если за компанию со своим малюсеньким малышом и немолодой мамашкой будет переводить и без того до крайности дефицитный, я извиняюсь, харч. Но за такие скучные паникерские разговоры можно было получить уж никак не Сталинскую премию. А бывшая дворянка очень совершенно правильно уяснила, что не так уж сильно важно, чего ты там полезного делаешь, а куда более важнее, какие правильные ты слова произносишь. И еще наиболее самое важное — к чьим словам ты крайне напряженно прислушиваешься.

Мария бежала переулками, спотыкаясь в темноте, натыкаясь на встречных. И вдруг откуда-то издалека ясный голос, очень спокойный и неторопливый сказал себе и ей:

— …наша армия терпит временные неудачи, вынуждена отступать, вынуждена сдавать врагу ряд областей нашей страны.

Она знала это, болела этим, но в звучащем над улицей голосе было такое спокойствие и знание, что Мария невольно прислушалась, а голос спросил себя и ее:

— Где причина временных военных неудач Красной Армии?

И по тому, как он тотчас уверенно и продуманно стал объяснять эти причины, и еще по тому живительному ощущению силы и душевной крепости, которое внушал каждый звук этого немолодого и мудрого голоса, — Мария поняла, что говорит Сталин.

Она слушала и про себя отвечала: «Да. Да. Именно так!» — и ей уже представлялось, что она и раньше думала так же, но не умела обобщить и высказать свои мысли.

С этим голосом над собою Мария дошла до угла, откуда могла увидеть свой дом или пустоту неба над местом, где он стоял. Она увидела дом таким, как всегда, черной махиной без единого проблеска света, и уже знала, что через минуту увидит светлые волосенки сына, торчащие из-под синего одеяла, и послушает его ровное дыхание, и наклонится над ним, чтобы защитить его от всякой беды, если беда близка.

С точки зрения грубого материального подхода Мария своим гордым отказом эвакуироваться мало того, что приговорила к голодным и холодным мучениям и почти что непременному помиранию небольшого ребеночка и довольно-таки старенькую мамашку, но и повесила на шею геройскому городу двух, я извиняюсь, иждивенцев. Но в том-то и находилось величие великой советской литературы, что герою полагалось больше размышлять про то, как принести побольше жертв, а не про то, как доставить побольше пользы.

Ну а мамашку-то свою гордая Мария принесла в жертву, даже и не поинтересовавшись ее отсталым мнением.

С тех пор, как Анна Константиновна слегла, на Марию навалились все домашние заботы, она ходила на рынки и выменивала одно платье за другим на чашку крупы, на кусочки сахара или на ломоть хлеба. В детской консультации для Андрюши отпускали соевое молоко, за ним тоже надо было ходить. Как бы трудно и утомительно это ни бывало, Мария все же была рада тому, что она не убежала от пытки войны, что она все это видит, вынесла и выносит вместе со своими согражданами.

Вот какие до крайности возвышенные уроки преподавала читательской массе бывшая адмиральская дочка: радоваться полагается не тому, что делаешь чего-то полезное, а тому, что честно и благородно мучаешься: