Сапфировый альбатрос

— Сволочи! — шептал Сема Альтшулер, не чувствуя ожогов, машинально обрывая истлевшие лохмотья рубахи.

— Сволочи! — бормотал Круглов, быстро принимая и передавая по цепи ведра воды из озера.

— Сволочи! — шептали сотни губ.

Гранатов подбежал к Андронникову. Лицо Гранатова было мертвенно-бледно, щека дергалась, глаза горели безумным возбуждением.

— Это поджог! — крикнул он. — Несомненный поджог! Надо закрыть все выходы! Чтобы ни один человек не вошел и не вышел!

— Вы нервничаете, это нехорошо, — почти любовно сказал Андронников и сделал знак сотрудникам, ожидавшим у ворот. — Вы арестованы, Гранатов.

Как Гранатов?.. У него же ногти сорваны японско-белогвардейскими палачами?..

Андронников собирал весь свой многолетний чекистский опыт, чтобы молчаливый собеседник заговорил. Его пристальные глаза уловили в лице Гранатова выражение полной растерянности, когда вошел Левицкий. И тогда он сказал, презрительно щуря глаза:

— У вас нет ни идеи, ни гордости. Вы не знаете, во имя чего вы вредили.

Гранатов передернулся, побелел.

— Да, я враг! Но я идейный враг. Я троцкист. Сознательный и убежденный. Я ненавижу вас, я ненавижу ваши идеи, ваши пятилетки, ваш энтузиазм, ваших стахановцев!

— Понятно. Значит, вы утверждаете, что убийство Морозова — единственное, которое вы замышляли?

— Да.

— А разве ваша провокационная работа в снабжении, в жилищном строительстве, ваша агитация «хоть на костях, да построим» — разве это не было широко задуманной системой массового уничтожения кадров?

Гранатов подскочил.

— Можете упрекнуть меня за все последующее. Но вот это?..

Он поднял свои искалеченные руки. На месте ногтей темнели красные спекшиеся бугры. По белой коже змеились шрамы.

— Чистая работа, — одобрительно кивнул Андронников. — Под каким наркозом вам это сделали — под общим или местным?

Тут-то адмиральская дочка и развернула свою идеологию в полном объеме: образованные и культурные Левицкие и Лебедевы с ихними высокоинтеллектуальными разговорчиками оказались все до последнего вредители и шпионы. Так пущай и все подобные прочие в шляпах с эрудицией подожмут, я извиняюсь, хвосты. Как поджала их еёная мамашка, скромно павшая геройской смертью от дистрофии во время ленинградской осады.

Роман адмиральской дочки, возвысивший ее в сталинские лауреатки, так и именовался — «Осада». Или «В осаде», это не чересчур сильно важно. Важно, что она засела за него раньше, чем разразился салют победы, и уже в следующем году была возведена товарищем Сталиным на высшую ступень признавания, хотя бы и третьим сортом. Такой вот в ту геройскую эпоху считался высший третий сорт.