Запечатав письмо, она протянула его Нанон со словами:
– Отнеси это Петрюсу.
– На улицу Нотр-дам-де-Шам? – спросила Нанон.
– Нет, – ответила принцесса, – на улицу Варен, в дом графа Эрбеля.
Нанон ушла.
К тому моменту, когда Нанон вышла за порог особняка, оба подручных господина Рапта, а точнее, люди Бордье, уже заняли свои посты. Тот, которому было поручено следить за улицей Плюме, увидев, как Нанон повернула направо и свернула на бульвар, пошел вслед за ней на некотором расстоянии, как это было предписано графом Раптом.
Выйдя на бульвар, тот из них, который был поставлен на улице Плюме, увидел своего напарника и сказал ему:
– Старуха пошла не в направлении улицы Нотр-Дам-де-Шам.
– Она опасается того, что за нею следят. Поэтому пошла окольным путем.
– В таком случае пойдем за ней! – предложил первый.
– Пошли! – повторил второй.
И они продолжили следовать за кормилицей принцессы на расстоянии пятнадцати или двадцати шагов.
Они увидели, как она позвонила в особняк графа де Куртенэ и через минуту вошла в дом.
Поскольку им была поставлена задача отобрать письмо только на улице Нотр-Дам-де-Шам, филерам даже и в голову не пришло напасть на старуху на улице Варен.
Отойдя подальше от особняка, они стали держать совет.
– Очевидно, – сказал один из них, – она пришла сюда с каким-то поручением. И выйдя отсюда, направится в сторону бульвара Монпарнас.
– Вполне возможно, – сказал другой.
Но не тут-то было. Спустя пять минут они увидели, как кормилица принцессы отправилась обратно тем же самым путем, как и пришла сюда: она шла в особняк Ламот-Уданов.
– Осечка! – сказал первый и отправился на свой пост на бульваре.
– Повторить! – сказал второй и пошел на улицу Плюме.
А вот что происходило в доме Петрюса, пока все с таким усердием занимались им.
Бордье пришел на улицу Нотр-Дам-де-Шам в тот самый момент, когда Регина получила послание Петрюса.
– Дома ли господин Петрюс Эрбель? – спросил Бордье у слуги художника.
– Его нет, – ответил тот.
– В таком случае передайте ему вот это письмо сразу же, как он вернется.
Бордье вручил письмо и вышел.
Но на пороге он столкнулся с каким-то комиссионером.
– Смотреть надо, куда идешь! – грубо сказал он.
Этим комиссионером был Сальватор. Увидев человека, закутанного по самый нос в огромный плащ, хотя стоявшая на дворе погода никоим образом не оправдывала принятие таких предосторожностей, он взглянул на того, кто ему нагрубил.
– Эй вы, человек в плаще, вы и сами могли бы быть поаккуратнее, – сказал он, стараясь разглядеть лицо секретаря.
– Не вам меня учить, – презрительно ответил Бордье.
– Возможно, – сказал Сальватор, опустив руку на воротник плаща и опуская вниз край одежды, который закрывал лицо. – Но поскольку вы должны передо мной извиниться, я не отпущу вас, пока вы не сделаете этого.
– Чудак! – прошипел сквозь зубы Бордье.
– Чудаки только те, кто прячет лицо, стараясь, чтобы их не узнали, а их все же узнают, мсье Бордье, – произнес комиссионер, сжав секретарю руку.
Тот попытался было освободиться, но все попытки оказались тщетными: он был словно зажат в тиски.
– Я вполне удовлетворен, – сказал Сальватор, отпуская его руку. – Ступайте с миром и больше не грешите.
Сальватор вошел в дом, размышляя:
– Какого черта этот мошенник тут делал?
– Хозяина нет дома, – сказал слуга, увидев входящего Сальватора.
– Знаю, – ответил тот. – Дай мне ключ и письма, которые ему прислали.
Забрав корреспонденцию и ключ от квартиры Петрюса, Сальватор вошел в мастерскую молодого художника.
Кому-то из читателей, возможно, покажется слишком фамильярным поведение комиссионера относительно его приятеля Петрюса, поскольку даже самая тесная дружба вряд ли оправдывает вскрытие писем, чем бы это ни мотивировалось. Но мы успокоим этих читателей, сообщив им, по какому праву Сальватор мог читать письма, адресованные другу.
Помимо того, что Петрюс, как нам уже известно, не имел от Сальватора никаких тайн, он сам написал ему после того, как отправил письмо принцессе Регине. Вот что художник написал Сальватору: