Зарядив пистолет, я почувствовал голод. Пройдя по улице Ришелье, я вышел на бульвар и зашел пообедать в кафе «Риш». Вошел я туда с сорока франками в кармане, вышел с тридцатью. Обед за десять франков в кафе «Риш» – это роскошь, которую может себе позволить человек, имевший двести тысяч ливров годовой ренты и собирающийся пустить себе пулю в лоб из-за того, что у него в кармане всего лишь сорок франков. Итак, я вышел из кафе в два часа дня. Мне вдруг захотелось сказать последнее прости аристократическому Парижу. И я прошел по бульвару до площади Мадлен, повернул на улицу Руайяль, посидел на Елисейских полях. Там увидел перед собой всех знакомых мне самых модных женщин, элегантных мужчин… Видел я и вас, дорогой кузен: вы были верхом на моем арабском скакуне Джериде. Меня никто не узнал. Ведь я отсутствовал уже около года. А отсутствие – это наполовину смерть. Когда же к отсутствию присоединяется разорение, оно становится уже полной смертью.
В четыре часа я поднялся и, машинально сжав в кармане рукоятку пистолета, словно это был последний мой друг, пошел… Но случай – прости, господи, что я употребил это слово, – Провидение захотело, чтобы я прошел по улице Сент-Оноре. Я сказал
Где был мой разум? Это трудно сказать. Блуждал ли он по темным равнинам прошлого или же резвился на светлых просторах будущего? Парил ли он уже на крыльях души над нашим миром? Был ли он увлечен тяжестью тела в глубины могилы? Не знаю. Я был как во сне: ничего не видел, ничего не чувствовал, кроме рукоятки пистолета, которую нежно гладил и время от времени судорожно сжимал в руке…
Вдруг я наткнулся на препятствие: улица Сент-Оноре была запружена народом. В церкви Сен-Рош читал проповедь какой-то молодой проповедник, которому покровительствовал аббат Оливье. Меня охватило желание войти в церковь. И в тот самый момент, когда я уже приготовился к встрече с Богом, получить, как манну небесную, святое слово… Обойдя стоявших на ступеньках людей, я вошел в церковь с улицы Сен-Рош и спокойно приблизился к самой кафедре. И только там моя рука выпустила рукоятку этого несущего смерть оружия для того, чтобы опуститься в сосуд со святой водой и перекреститься…
Глава XLIII
Как господин Конрад де Вальженез узнал, что его настоящее призвание – быть комиссионером
Сальватор прервал свой рассказ.
– Простите! – сказал он кузену, – возможно, вам мой рассказ покажется слишком долгим. Но я подумал, что моя жизнь является таким важным событием в вашей жизни, что вам будет интересно узнать о ней все до мельчайших подробностей.
– И вы правы, мсье, – ответил Лоредан, ставший более серьезным. – Продолжайте, я вас внимательнейшим образом слушаю.
– Еще не успел я никого увидеть, – продолжал свой рассказ Сальватор, – а голос проповедника уже тронул мою душу. Этот нежный голос, то дрожа, то набирая силу, проникал повсюду. Несколько минут я слышал только звуки: это была словно музыка, сладкий и гармоничный речитатив. Я оказался в далеком будущем, и этому голосу требовалось время для того, чтобы туда долететь из этого мира, который для меня был уже в прошлом… Из первых услышанных мною слов я понял, что проповедник не то чтобы осуждает самоубийство, а говорит о самоубийстве. Текст проповеди был очень высокопарен с точки зрения нашего общества и касался долга человека по отношению к ему подобным. Священник говорил о той пустоте… не могу точно выразиться, но попробую, о