В течение следующих трех дней Салават, подчинясь Хлопуше, лежал, чтобы дать зажить ране. Ворожейка-лекарка, старуха Ипатишна, делала ему примочки, лечила настойками и наговорами, и кто знает, какое из этих лекарств больше помогало, вернее всего - молодая кровь.
Через три дня Хлопуша сказал ему, что выступает под Оренбург.
- Бог знает, уж свидимся ли? Прощай. Хорошо, что господь тебя послал еще раз на моем пути, - увидал я, что не дермо из тебя выросло, а человек. Счастливо. Поправляйся - да снова на недругов. Пуще всего помни, что заводами нам владать надо, заводских искусников да выдумщиков на свою сторону склонять - тогда половина дела будет сделана; в заводе тебе и пушку выльют, и кинжал и саблю сделают, и картечи сготовят. И народ заводской дружней да смелей. Землероб за свою коровенку, за скудельное добришко трясется, а заводскому мужику - и хотел бы трястись, да не над чем. Вот он зато и смелее!
Хлопуша уехал. Салават остался в заводе еще сутки. На вторые сутки его взяла тоска. Он не выдержал и выехал в путь.
Вскоре после ранения Салавата осада с Кунгура была снята. Михаила Мальцев отошел со своими казаками под Красноуфимск, в пополнение к Матвею Чигвинцеву, оставленному Салаватом для обороны Красноуфимска.
Помня наказ Салавата всеми мерами удерживать Красноуфимск и его угрозу карать за оплошность смертною казнью, Матвей Чигвинцев исправно посылал донесения под Кунгур, а после отхода повстанческих войск от Кунгура сообщал под Екатеринбург, где начальствовал пугачевский полковник Белобородов{327}.
Через дней десять после снятия осады из Кунгурской крепости вышел отряд солдат под командой майора Гагарина и направился к Красноуфимску.
Разъезды Чигвинцева тотчас примчали об этом весть своему командиру, и гонцы с донесениями полетели к Екатеринбургу, прося о помощи Белобородова. Однако занятый захватом екатеринбургских заводов, местный уроженец и бывший капрал, а нынче пугачевский полковник Иван Наумович Белобородов не мог в то время покинуть заводы.
- А кто ж там полковником ранее был? - спросил он гонца.
- Славный полковник был - Салават Юлаич, да раненый в дом на поправку отпущен. Без него-то и врозь все пошло. Его и башкирцы и русские слушались ровно. Хоть молодой, а удалый полковник, и разумом взял.
- Далече ль отсюда?
- Дни в два доскакать.
- Ну и с богом, скачи. Я ему тотчас бакет укажу приготовить. Чай, нынче оправился - пусть поспешает. А мне-то негоже заводы покинуть. Злодеев-воров повсюду кишит. Отъеду отсюда - и супротивники тотчас налезут в наши заводы.
Белобородов велел написать Салавату и выслал пакет с гонцом.
Силы бурлили ключом в поправлявшемся, крепнувшем Салавате. Еще никогда прежде не делал он таких громадных, перегонов в один день. Никогда к ночи не освобождал ногу из стремени с таким сожалением.
Едучи от аула к аулу, на каждой остановке он собирал сходы, читал пугачевские указы и манифесты, сулил земли, воды, леса, даровую соль и полную волю, грозил непослушным смертью, усердным же обещал царские милости. И снова с ним шли уже сотни три горячих и отважных жягетов. Весть о Салавате летела от селения к селению впереди него. Бедняки встречали его приветом и хлебом-солью, богатые хоронились в подвалы, в стога и по нескольку часов высиживали, не смея показаться на глаза.
Аул Шиганаевку он миновал стороной, узнав, что в соседней волости появились злодеи, которые побивают верных государю людей. И вдруг к нему на дороге подъехал гонец от Белобородова.
Он протянул Салавату пакет.
Белобородов писал, что Красноуфимской крепости угрожает беда, что там башкирской и русской армии не более тысячи человек, и хотя с ними есть десять пушек, но пороху мало.
"Вам, господину полковнику Салавату, через сие рапортую и прошу: что имеется в команде вашей служащих, собрав всех самоскорейшим временем, с оными следовать в Красноуфимск, дабы нашу армию и артиллерию вовсе не потерять".
- Сотник Рясул! - позвал Салават одного из воинов, приставших к нему накануне.
Юный, как сам Салават, начальник молодецки подъехал к полковнику.
- Резво, как ветер, скакать. Веди всех под Красноуфимск. Я вас догоню по пути, - приказал Салават. - Явишься там к атаману Матвею Чигвинцеву или к Араслану Бурангулову.
Молодой сотник вспыхнул от гордой радости, что ему поручают такой отряд.
Оставив с собою всего лишь двоих товарищей, Салават повернул в родную деревню...
После отъезда Салавата на войну в Шиганаевку нагрянули пугачевские полковники Грязнов и Сулаев, набиравшие войска под Уфу по указу Чики Зарубина. Юлай уже слышал о том, что в одном из башкирских юртов за отказ от повиновения повешен Грязновым башкирский сотник Колда Девлетев. Когда пугачевские вербовщики явились в аулах Шайтан-Кудейского юрта, Юлай не стал им противиться. Он объявил им о том, что Салават привез ему письмо государя, в котором сам государь его называл полковником.
- Что ж ты, полковник, тут даром сидишь, когда государю надобно войско? - сказал Грязнов. - Ну-ка, сбирайся-ка в службу!
И с полутора сотнями всадников Юлай поневоле должен был выехать под Уфу...