Салават Юлаев

Он обещал реки и степи,

Он башкирам обещал возвратить лес,

Он даст порох и свинец.

Он пожаловал вольную волю.

Вот что обещал могучий казак-царь.

Поднимайтесь все на войну!

Пусть льется кровь до последней капли.

Пусть откроются раны

Их исцелит вольная воля.

Кто мужчина, тот не боится раны,

Тот не боится самого меча Азраила.

Салават покачнулся в седле, белый как снег. Сары-Байсар подхватил его, бесчувственного.

- На войну! - закричал в один голос народ.

Мулла, стоявший на крыльце своего дома как раз против мечети, громко сказал:

- Альхасл, жягеты! Вот человек, сказавший, что он не боится меча Азраила. Аллах тотчас поразил его. Глядите, правоверные... Жягани, масалян. Он хотел идти против аллаха. Несчастный карак, дерзнувший против Азраила! Безумные, не идите за ним!

- Он ранен, - крикнул в ответ Кинзя. - Надутый верблюд, он ранен - ты понимаешь? - И старый друг, поддерживая Салавата в седле, освободил его ногу из стремени.

- Кем же, кроме аллаха, ранен он? - спросил, усмехнувшись, мулла, - Вот чудо! Вот чудо перед вами! Альхасл, жягеты, невидимая стрела сразила разбойника и богохульца. Он умер, сказав неправедное слово! - Мулла неистовствовал от ликования.

- Он не умер, - громче крикнул, краснея от злости, толстяк. - Ты, старый болван, толстый "масалян", тупая свинья, слышишь ты, я вот тебя угощу свинцом, если не замолчишь! - Кинзя вынул из-за пояса Салавата пистолет и поднял его. Мулла скрылся в своем доме.

- Полковник ранен, - сказал Кинзя, обращаясь к народу, - Отведите ему дом. Это храбрый воин. Он взял пять крепостей, а теперь ранен, но, как настоящий воин, не хочет лежать и не сходит с седла.

Бесчувственного Салавата подхватили десятки рук, но он мгновенно очнулся.

- Пустите меня, я сам пойду, - сказал он, - Акжягет, пиши список, кто идет с нами.

Акжягет кивнул головой.

- Хорошо, агай, иди ляг... Я напишу список, а тебе нужен отдых.

Салавата внесли в избу и уложили на постель. Рана его, только что закрывшаяся, побагровела, вздулась и снова готова была открыться.

В соседней избе Акжягет писал список добровольцев. Взволнованные песней Салавата не меньше, чем в других местах словами воззваний и манифестов, юноши почти поголовно уходили с отрядом, и старики одобряли их.

Сто двадцать имен этого села были вписаны в список Акжягета.

Салават ослабел. Лежа в постели, тихим голосом он говорил Кинзе:

- В наших войсках не хватает людей. Двести человек не должны быть без дела из-за одного Салавата. Пусть все идут под Кунгур. Государь указал взять Кунгурскую крепость. Нельзя его обмануть. Я один поеду до дому. Ты поведешь их.

- Хорошо, хорошо, Салават, я поведу их, - успокаивал его толстяк. Спи, тебе надо подкрепиться.

Салават задремал.

Ночью, когда он, проснувшись, встал, он услышал за перегородкой шепот Кинзи:

- Этого бешеного медведя можно только перехитрить. Ты уведи его аргамака и сделай вид, что ушел. Стойте в соседней деревне, а когда мы поедем вперед, вы следуйте за нами: без своего коня он снова согласится лечь на перину и будет думать, что я один его провожаю.

- Может быть, хватит половины воинов, а другую половину послать под Кунгур? - неуверенно прошептал Акжягет.

- А кто же будет сопровождать начальника? Что же ты думаешь, Салават-туря не стоит того, чтобы его сохранить от опасности? - обрушился Кинзя на собеседника. - Ты как думаешь?! - допрашивал он запальчиво, повышая голос.

- Зачем так? Совсем я так не думал... Ладно, пусть будет, как ты сказал.

Они заснули. Салават написал записку:

"Бешеный медведь сам добредет в берлогу. Поезжайте все под Кунгур таков мой приказ".

И в ночной тишине Салават выехал из деревни.

"Они будут догонять меня утром, значит, надо поехать другой дорогой... Пусть-ка поймают! - Салават засмеялся. - А то, вишь, почет какой. Будто я не могу без двух сотен нянек".

Довольный своей хитростью, он свернул по ближайшей тропинке вправо и подхлестнул коня. Вместо того чтобы ехать по Юрузени, он пересек ее и поехал вдоль Каратау, переехал Сим, дальше хотел повернуть налево, мимо Усть-Катавского завода. Белизна снега резала до боли его глаза. Сильно заныла рана. Салават сунул руку к себе под одежку и в липкой мокроте нащупал жесткий предмет. "Пуля вышла!" - подумал он. В тот же миг желтые пятна пошли по снежной пустыне. Салават испугался, что вот он сейчас упадет и погибнет... Он крепко схватился за шею коня и потерял силы...

Когда он очнулся, под головой его снова была подушка, а сверху прикрыт он был тем же овчинным тулупом. Салават открыл глаза. Теперь он лежал на лубке между двумя лошадьми, подвешенный на лямках. Лица всадников, везших его, были от него скрыты поднятыми овчинными воротниками.

Салават глядел на яркие звезды в небе.

"Как они меня нашли? - подумал он. - Хитрый толстяк! Неужели он все время следил?"

Могучий всадник сидел на правой лошади. Салават был удивлен способом передвижения. Если бы ехали к дому, то можно было проехать и на санях, не было надобности везти верхом, - верно, пришлось поехать где-то стороной и притом проезжать через крутые, бездорожные горы.