Салават Юлаев

Как раз в это время должен был из засады подойти на помощь штурмующим Кузнецов. Салават оглянулся и увидал бурно мчавшихся конников, вот они почти подошли вплотную... и вдруг... залп за залпом ружейными выстрелами конница начала осыпать башкир. Защитники крепости, ободренные помощью, еще ожесточеннее сбрасывали камни на головы идущих на приступ пугачевцев. В тылу Салавата, вместо Кузнецова, оказался отряд драгун, которые перехитрили повстанцев, выехав через северные ворота города.

По дороге они захватили обоз Кузнецова, а часть их, завязав перестрелку с Кузнецовым из леса, отвлекла его главные силы.

Сары-Байсар, также отбитый от стен крепости, со своими лыжниками мчался на помощь Салавату.

Поредевший отряд Салавата бился из последних сил, сжатый с двух сторон городской вылазкой.

Сам Салават криком бодрил товарищей, поспевая везде, где люди падали духом, где враг начинал осиливать. Вдруг Салават выронил саблю, пошатнулся и, бросив поводья, пополз с седла.

Толстый, грузный всадник, все время как тень следовавший за Салаватом, подхватил его и перекинул, уже бесчувственного, к себе на седло. Схватив его коня под уздцы, отбиваясь ударами топора от драгун, он промчался сквозь их цепь. Драгуны погнались за ним, окружили, но в это время подоспели лыжники Сары-Байсара. Они подкатывались под самые ноги драгунских коней, хватались за холки, за стремена, за луки, короткими ножами сбивали с седла всадников и, превратившись в конников, топтали повергнутого врага. Они защищали Кинзю с безжизненным Салаватом на седле, но не могли уже сдержать бегства башкир, лишенных своего командира.

Еще один штурм был отбит.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Раненого Салавата бригадир Кузнецов, как старший чином, велел отвезти на родину для лечения.

В сопровождении сотни башкир везли его к родному аулу. За эти месяцы, что он провел, не сходя с седла, в битвах, Салават много передумал. Даже обычная спутница в прежнее время - песня - реже навещала его; она любила тишину и задумчивость, а где было взять теперь тишины, когда каждый шаг надо обдумывать, когда каждый миг надо ожидать выстрела не в лоб, так в спину?

Лежа в санях, на подушках, Салават думал теперь не о нападении или защите, не о сегодняшней неудаче. Он думал о всем большом деле, которое начал. Надо было неустанно раздувать пламя. Надо было всюду поспеть, подхватить каждую искру и разжечь ею горы и степи. Теперь, когда народ решился восстать, когда сотни русских, башкирских, татарских селений восстали, нельзя уже было терять времени, нельзя бездействовать, чтобы не ослаб жар, - и как раз в это время Салават выбыл из строя...

- Кинзя, сколько дней я лежу? - спросил Салават.

- Пятый день, агакай, - ответил Кинзя. - Лежи, лежи, не подымай головы...

- Чудак ты! Как же лежать?! Ты считай: если каждый день подымать по одной деревне, и то было бы пять деревень. Ай-ма?

- Верно, - нехотя пробурчал Кинзя.

- Ну, так вот, а я тут лежу... А ты, как баба, возле меня ходишь, башкиры спят... и огонь войны так потухнет... Раздувай огонь!..

- Тише ты, Салават, - уговаривал его друг. - Народ ведь и сам не отступится, что ты! Народ сам горит, а ты береги свои силы...

- Раздувай огонь! - не слушая, выкрикнул Салават и внезапно запел:

Люди, надуйте волосатые щеки,

Помогайте дуть холодному ветру.

Пусть пляшет по крышам боярским

Красный огонь, молодой огонь...

Пусть от натуги лопнет мясо,

Мясо и кожа ваших щек.

Зато жарче огонь войны

Будет жечь наших врагов...

- Тише, Салават-агай, тише! - умолял его толстяк. - Тебе снова будет хуже, ляг на подушку.

- Молчи! - огрызнулся на него Салават. - Еще ты, мешок, учить меня будешь?! Вот твоя подушка. - И одним движением ножа Салават распорол подушку, широко размахнул перину и выпустил пух. - Вот твоя подушка, вот твоя перина, вот твой покой!.. Седло мне!

Старый друг уговаривал Салавата, как ребенка, но тот кричал и требовал седло. Кинзя уступил. Салавату подвели оседланного жеребца. Когда он садился в седло, рот его перекосился от боли.

- Вот видишь! - укоризненно сказал толстяк.

- Это ты видишь, а я не вижу. Оно и лучше, что не вижу, а то бы, верно, пожалел себя, как ты или как слезливая баба.

Кинзя промолчал. Салават ехал с ним рядом. Он побледнел от боли. Каждый толчок отдавался в ране.

Они въехали в деревню, и улица ее мгновенно опустела. Жители боялись, что проезжие воины будут грабить. Отряд остановился возле мечети. Салават не сходил с седла, несмотря на уговоры друзей.

Прошло много времени, прежде чем собрали народ. Аульный старшина вышел вперед.

- Что вы за люди? Чего хотите? - спросил он важно.

- Мы пришли звать всех жягетов на войну. Кто не с нами, тот изменник. Дом того будет предан огню, сам он должен погибнуть!.. Кто не с нами, тот не мужчина!.. Кто не с нами, тот не башкирин!.. Горит война! - отвечал Салават, с каждым громким словом бледнея и становясь слабей. Рана мучила его. - Я полковник царя. Царь зовет против бояр... Вот, раненный в битве, я приехал звать вас...

И, побелев от слабости, Салават, вместо того чтобы говорить дальше, запел:

Что обещал Пугач-царь?

Что обещал казак-царь?