С высоты птичьего полета

Йозеф сделал глубокий вдох, задержал воздух в себе, а потом медленно выдохнул и сделал еще глоток вина.

– Она была самой красивой беременной, которую я когда-либо видел. Некоторые женщины, знаешь, заболевают или бледнеют во время беременности. Только не Сара. Напротив, она становилась краше с каждым днем, даже, когда живот был совсем большой. Было лето, и проходило много фестивалей и музыкальных концертов, и она хотела посетить все. Я тревожился, но Саре похоже было все равно. Она танцевала под музыку и, счастливая, ходила босиком, ее кожа загорела на солнце. Всего за месяц до рождения ребенка у нее начались боли в спине. Я был очень занят. Настало время студенческих выпускных экзаменов, и должен признать, я отдавал себя всего работе. И поскольку Сара выглядела довольной, то я воспринимал все без лишней тревоги.

– Когда вы говорите о ней, вы весь светитесь, – заметил Майкл.

– А по-другому не получается, когда вспоминаешь. В ожидании первенца она была так счастлива. Ей нравилось чувствовать, как в животе шевелится ребенок, и она возбужденно рассказывала мне, что ей кажется, что еще один профессор спешит появиться на свет. Мне было все равно, пока он был здоров, но моя жена… – он задумался, и потом сказал: – Она возносила меня. Шли дни, и время родов приближалось, и ее сестра Иветта согласилась приехать из деревни, чтобы помочь. Но тогда добраться было не так легко. Что-то задержало ее, и она не смогла приехать в нужное время и отложила поездку на несколько дней. Но Сару это не ничуть не беспокоило. В одно утро я готовился к экзаменам и беспокоился о всем, что должен сделать, и я упустил из виду, какой тихой стала Сара. Теперь, оглядываясь назад, я должен был увидеть, но не увидел. Теперь, вспоминая тот день, я понимаю, что она, вероятно, испытывала боль и скрывала от меня, потому что знала, что у моих студентов были экзамены, и как важен для меня этот день, но как бы я хотел, чтобы она тогда призналась мне в этом.

Йозеф поднялся на ноги, так как следующую часть истории вспомнить было сложнее. Он подошел к чердачному окну, и, собираясь с мыслями, добавил:

– Я даже не помню, целовал ли ее на прощание в то утро. Именно о таких мелочах я сожалею. Но когда я уходил, был момент у двери, что-то пробежало по ее лицу. Страх ли это был, тоска или боль? Это длилось всего лишь мгновение, а потом пропало.

Голос Йозефа задрожал, и Майкл встал, подошел к нему и дружески положил руку ему на плечо, зная, как важно, чтобы Йозеф рассказал эту историю.

– Я даже не подумал спросить ее, вместо этого я ушел, погруженный в мысли о своей работе, о том, что считал нужным выполнить…Столько сожалений!

Майкл шепотом ответил ему:

– Они есть у всех, профессор. Я никогда больше не увижу своего друга Давида. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня, предупредить меня. Как я могу с этим смириться?

Мужчины обменялись взглядами, убеждающими друг друга, что им обоим близка эта боль. Боль от того, что они никогда не смогут вернуться и исправить ошибку, ошибку, которая стоила жизни, кому-то им дорогому.

Йозеф вернулся к своему стулу и перед тем, как продолжить, налил себе и Майклу еще по бокалу вина. Чувство, что Майкл глубоко сопереживает ему, побудило закончить свой рассказ:

– В тот день я задержался, было так много работы. Экзамены прошли хорошо, и я готовился отдохнуть дома. Но как только я вошел в дом, я понял, что-то не так. Не было тех запахов готовящейся еды, которые обычно встречали с порога, в доме было прохладно, хотя на улице светило солнце. Я окликнул Сару, но она не отозвалась. В конце концов я нашел ее на кухне, она лежала на полу, ее лицо покраснело, и она тяжело дышала. Я бросился к ней, я был в шоке, увидев… – Йозеф перевел дыхание, потом шепотом продолжил: – Так много крови. Я спросил ее, как долго она так лежала, но она только помотала головой. Наверное, она и сама не знала. Думаю, она просто ждала моего возвращения. Ее спутанные волосы прилипли ко лбу, одежда промокла насквозь. Я знала, что мне нужна помощь, нужен врач, кто угодно, но акушерка Сары жила на другом конце города. И Сара умоляла меня остаться с ней. Она была так напугана. Когда я держал ее на руках, было очевидно, что она вот-вот родит. Но я понимал, что-то не так. Она была такой бледной, липкой, и хотя я ничего не знал о родах, я был уверен, что крови не должно быть так много. И я знал, знал без тени сомнения, что вот-вот потеряю ее… Внезапно все ее тело обмякло, будто уходило от меня. Я вцепился в нее, желая, чтобы она осталась со мной, желая, чтобы она осталась в живых. Когда ребенок наконец родился, он был крошечный. На месяц раньше. Он был замечательный, но он не дышал. Я сделал все, что мог, чтобы реанимировать его. Я хотел, чтобы Сара осталась со мной, но она тоже ускользнула, и я никогда не забуду выражение ее глаз. Ее глаза, в которых всегда плясали искорки радости, внезапно стали темными и безжизненными.

* * *

Йозеф остановился, слезы застряли в горле. Майкл понимающе кивнул, и Йозеф приложился к вину.

Майкл почти перешел на шепот: