Йозеф на кухне открывал банку без этикетки. Тем же днем, ранее, Ханна занесла небольшую посылку с едой, но вскоре умчалась. Праздно размышляя, что может содержаться в банке, он уцепился взглядом за календарь. С тех пор, как он перестал ходить в университет, один день плавно переходил в другой без точного расписания, которого он придерживался в академической жизни. Когда он увидел дату, его сердце на секунду замерло, не в силах поверить. Сегодня была годовщина его свадьбы, а он даже не знал об этом. Каждый год, начиная со смерти Сары и до сих пор, он за несколько дней начинал ощущать надвигающийся мрак, и часто в этот день брал выходной в университете, чтобы возложить цветы на ее могилу. Но день наступил, а он почти забыл об этом.
Он перестал открывать банку, в ней, как он теперь видел, была тушенка, и уставился в окно, вспоминая ее голос.
– Мы всегда будем отмечать наши годовщины, правда, Йозеф? – прошептала она ему на ухо в их первую годовщину. На ней была брошь в форме тюльпана – ее любимого цветка, купленная им в подарок.
– Конечно, любовь моя, – ответил он ей. – Мы всегда будем помнить.
И вот теперь прошло полдня, и он почти не думал о ней. Ему хотелось, ему требовалось рассказать кому-то о ее жизни. И был только один человек – наконец-то пришло время поделиться историей с Майклом.
Он размышлял об этом с того самого дня, когда во время воздушного налета вскрылся Сарин сундук. И хотя был еще день, он налил себе немного вина, сбереженного с трудной зимы, поднес бокал к фотокарточке жены, которую сейчас хранил внизу, и поздравил с годовщиной.
– Двадцать четыре года, Сара. Двадцать четыре года назад ты осчастливила меня, став моей женой. С момента нашей встречи я думал о тебе каждый день, хотя ты со мной была совсем недолго, я все еще люблю тебя и часть меня будет любить тебя всегда.
Он отпил глоток и подумал о девушке с медными кудрями и танцующими изумрудными глазами. Куда умчались эти годы? Для него время замерло надолго, хотя со дня болезни, когда она ему приснилась, он заметил перемены в себе. Внутри него что-то начало меняться. Он не ощущал себя стесненным. Он понимал, что с такой высокой температурой его сон был всего лишь галлюцинацией, но это было такое яркое переживание, которое осталось с ним по-настоящему, утешающая рука обнимала его за плечи, давая надежду, что все будет хорошо.
Он помнил ее слова утешения и каждый день напоминал себе, что ему преподнесли дар, и что Сара призвала его сосредоточиться в данный момент на заботе о Майкле.
Он налил Майклу бокал вина и с открытой консервой поднялся на чердак. Майкл лежал на кровати, погрузившись в сборник поэзии. Йозеф протянул ему еду и вино.
– Мы что, празднуем? – спросил он, вздернув бровь.
– Да, – подтвердил Йозеф, усаживаясь на потрепанный стул в углу. Тот самый стул, который он же и принес во время болезни юноши. Он остался стоять там же и стал любимым местом их бесед – Майкл лежал на кровати, а Йозеф сидел рядом с ним.
– Немцы уже оставили город?
Йозеф посмотрел на свой стакан, перед тем как ответить уже спокойнее:
– Боюсь, не так захватывающе. Сегодня – годовщина моей свадьбы, – по выражению лица Майкла Йозеф сразу понял, что он разделяет его смешанные чувства. – Сегодня двадцать четыре года как я женился, – продолжал он. – И прошло уже больше двадцати лет со смерти Сары. Мы поженились, когда ей было двадцать два, и я все еще ее люблю.
– Столько же, сколько было Эльке на момент нашей встречи, – задумчиво произнес Майкл. – Какой она была?
Йозеф сделал еще глоток вина. Требовалось немалое мужество, чтобы поведать историю, которую нужно было рассказать.
– Она была самым умным, веселым, самым живым человеком, что я встречал в своей жизни, и почему она влюбилась в неуклюжего, тощего учителя математики я так никогда и не узнаю. Во многом ты напоминаешь мне ее, – он улыбнулся, – твоя беспечность, твое желание прожить лучшую жизнь… Твоя страсть.
Майкл перекинул ноги и сел на кровати, предчувствуя, что Йозефу нужна пауза, прежде чем он продолжит свой рассказ.
– Ах, я и сам поражаюсь этой страсти. Интересно, кем я стану после войны? Раньше все было так просто. Я мечтал стать поэтом, посвятить жизнь слаганию прекрасных слов, может быть, даже стать ученым. А после войны, даже если мы и победим я, скорее всего, останусь всего лишь евреем.
Йозеф хотел бы заверить его, что этого не произойдет, но мир обезумел, и никто не мог предсказать, какой она будет, эта мирная жизнь.
– Прошлой ночью мне приснилось, что я свободен, и Эльке тоже. И мы могли бы быть вместе. Сон был как наяву. Проснувшись, я так удивился, что ее нет рядом со мной.
Йозеф откинулся на спинку стула.
– Мне тоже снился сон… когда я был болен. Ко мне во сне пришла Сара и говорила о нашей совместной жизни и о моей одинокой. Она ясно дала мне понять, что в моей жизни есть вещи, которые я должен себе простить. Простить ее, простить себя и каждый день с того дня я пытался добраться до этого места прощения.
Майкл поднял глаза и мягко заговорил:
– Могу я спросить – как вы ее потеряли?