Он искренне не понимал, как можно любить ту девочку. Жалеть – да. Туповатая девочка, хоть и симпатичная, с годами Катя выправилась и похорошела. Миленькая, белобрысая, светлоглазая. А вообще-то обычная. Совсем обычный ребенок. Лина жаловалась, что Катя не хочет учиться. Ну что же, он совсем не удивлен. Катя не читала книг, не ходила в театры. Что ей было интересно, этой девочке? Он не знал. Да если честно – и знать не хотел! А потом этот ужас, этот позор – беременность в шестнадцать! И надо же, эта дура Лина настаивала на родах! Ах, а если после первого аборта она не родит? Не родит – и ладно, тоже мне беда. Меньше будет тупых.
Зато их детки с Этери! Кудрявые, черноглазые, а какие ресницы! Послушные, у Этички не забалуешь. Сообразительные, все на лету, любую информацию. В четыре года наизусть письмо Онегина к Татьяне читали. Народ умилялся. А старики его оставались равнодушными: милые улыбки, дежурные фразы, банальные подарочки.
Ну да, этих детей и так все любят и у них все есть. Только если вы, мои бесценные, не смогли полюбить замечательных внуков, то вы уж и сына простите за то, что не смог полюбить свою первую дочь. Не кажется ли вам, что это вполне объяснимо?
Лина выпила последний глоток кофе – без кофе никуда, просто глаза не откроются, – накрасила губы, ресницы красить было некогда, глянула в окно – ах да, обещали дожди. И правда, небо серое, мрачное, низкое, значит, зонт. Зонты, как и перчатки, и многое другое, включая кошельки, шарфы и очки, Лина теряла не раз. Маша-растеряша – это про нее. Благо со временем сообразила и перешла на большие сумки-мешки, куда влезало практически все, начиная от зонта и заканчивая тремя килограммами еды, будь то яблоки, колбаса или хлеб.
Казалось бы, зонт в сумке, а не в руке, сложно его потерять. Только не ей – она умудрялась. Да и что тут сложного – вытащила, раскрыла, отряхнула, сложила и – оставила на лавочке или на прилавке в магазине.
Ладно, зонт не самый большой расход, а вот когда терялись кошельки, было хуже. В Испании умудрилась потерять документы. Ревела белугой – все, конец жизни! Соотечественники сочувственно вздыхали и давали советы. Выходило, что надо ехать в Мадрид, в консульство. Или оставаться в Испании, на берегу Средиземного моря, среди разноцветных бугенвиллей, финиковых и прочих пальм, теплого, мягкого от жары асфальта, в который проваливались каблуки, сладчайших персиков, вкуснейшей паэльи и черноволосых красавцев-мужчин.
В принципе Лина не возражала. Но ситуация разрешилась и без ее раздумий – документы, уложенные в пластиковый конверт, принесли прямо в отель. Оказывается, среди них был отельный ваучер. Как все просто! И никакого Мадрида, российского консульства, траты денег, дороги, нервов и слез.
В общем, остаться в Испании не получилось. «А жаль», – смеялась она.
Да что там Испания! Если по-честному, то вообще ничего у нее не получилось. Мужа не удержала, любовника, который появился спустя семь лет после развода, тоже.
Дочь вырастила эгоисткой, бестолковой и ленивой. А сколько в нее было вложено! Нигде ее Катька не удерживалась, нигде. Даже колледж, он же техникум, не окончила, бросила. В шестнадцать родила первого, в двадцать второго.
Нет, внуков Лина любила! Но так хотелось пожить! Пожить для себя, думать о себе, покупать себе. Распоряжаться временем по своему желанию и самочувствию. Не подстраиваться ни под чье настроение, не вступать в беседы, когда нет сил, не варить суп после работы, не гладить белье, когда мысль одна – лечь и вытянуть ноги.
Не удавалось. Никогда ей не удавалось жить так, как хотелось. Ко всем она приспосабливалась. Сначала к мужу, которого очень любила, но тот не оценил и все равно ушел. Потом к маме. Нет, к маме всю жизнь. Она всегда была недовольна Линой. Та ходила к психологу, и ей объяснили, что у матушки жизнь не сложилась и она внушила себе, что Линина жизнь должна состояться, но Лина не оправдывает ее надежд. Отсюда и недовольство.
Ничего себе! Получалось, что Лина отвечала не только за свою несложившуюся жизнь, но и за мамину?
Капризничали все – сначала муж, потом дочь, ну и мама не отставала. «Вы вьете из меня веревки! – плакала Лина. – Вы сели мне на шею!» Дочь смотрела на нее как на сумасшедшую и крутила пальцем у виска. Мама качала головой и соглашалась с внучкой. Лина уходила к себе и продолжала реветь.
Все правильно, мы сами творцы своей судьбы. Позволила – присели и понукают. Слабая она, бесхарактерная. Тряпка и росомаха. Все по заслугам.
Взять хотя бы деньги. Всю зарплату она сдавала главбуху – маме. Надев очки и приняв крайне суровый вид, та усаживалась за стол. Перед ней лежали тетрадка, ручка и скрепки. Этот процесс назывался «распределение бюджета».
«О господи, слава богу, что меня отстранили», – думала Лина и шла на кухню пить чай. Бухгалтерию, как и математику и планирование, Лина ненавидела от всего сердца. Но через десять минут ее призывали. «Лина! – кричала Тамара Андреевна. – Иди сюда! Мне нужна твоя помощь!» Вздыхая, Лина брела оказывать помощь.