– Есть. Внучка моя, Варька. В больничке он часто лежал – то одно, то другое. Ну а там медсестра, Дашка. Короче, закрутилось у них. – Она пристально посмотрела Вере в глаза, словно ожидая ее реакции. – Что, удивилась? Как так – нищий, больной, немолодой, а бабы все равно липли! Это тебе мой Герка стал не нужен! А другим пожалуйста, с большим удовольствием!
Ошарашенная, Вера молчала.
– Ну а вы как? – хриплым голосом спросила она.
– Живу вот, – скупо ответила та, – все никак не помру. Вдвоем мы, Варька да я. Вот так и живем. Ничего, не жалуемся. Справляемся.
– А где ее мать? Ну, та медсестра?
– Замуж вышла, – изменившись в лице, буркнула Валентина. – С мужем и мотанула. Далеко, на Дальний Восток. А дочку мне оставила, он с дочкой не взял. Под опеку оставила. А что, я ж родная бабка! Герка вскоре помер. Людка, жена его, мне помогала. А потом и Людку похоронили. Такие дела. Людка-то от тоски померла. Герку сильно любила, прям собакой выла, когда его не стало.
Валентина замолчала. Молчала и Вера.
– А ты? – старуха, недобро прищурившись, нарушила молчание. – Приехала, значит, цаца столичная? И чего тут забыла? Свечки она ставит! Да тебе, чтоб замолить, никаких свечей не хватит и жизни не хватит! И мать твоя такая же, помню! Смотрела на меня как солдат на вошь. А глядишь – ни внуков, ничего! Так ей и надо, мамаше твоей. И тебе так и надо!
– Ну да, наверное, вы правы. Так нам и надо. А я на кладбище была, у своих. У бабки, у отца.
Валентина молчала.
– Герину могилу видела, – продолжила Вера, – случайно наткнулась. Короче, встретились.
У Валентины дернулось лицо, и она снова начала перебирать какие-то бумажки и перекладывать тоненькие церковные книжицы.
– Встретились, говоришь… А он ждал тебя. Всю жизнь ждал. Любил, выходит. Но не дождался. Ладно, иди. Дел у меня полно, не до тебя. Да и домой скоро.
Кивнув, Вера вышла на улицу.
Вот так. Еще один привет из старой жизни. И что ее понесло в эту церковь! И снова злость на маму: вот уж устроила!
Ладно, какое Вере дело до Валентины и всего остального? Она почти научилась не вспоминать.
Позвонила сестричкам. Те мямлили, что квартиру смотрели аж двое покупателей – одни так, проходные, ненадежные, а вторые ничего, с интересом. «Надеемся, выгорит. Мы стараемся, Верпална! Вы не сомневайтесь! И на подъездах наклеили, можете проверить, ну и вообще! Рекламу обновляем, тоже гляньте!»
«Ага, – с раздражением подумала Вера. – Вот прямо сейчас поеду и проверю. Пройдусь по улице Светлой, как же. Делать мне больше нечего».
А делать и вправду было совсем нечего. От тоски и безделья пошла в кино. Глупость, конечно, но время убить как-то надо. Кино оказалось дурацкое, американское, заштатный боевик – пиф-паф, и пустота. В зале было прохладно, соседи шуршали попкорном. Минут через сорок Вера ушла.
Вернулась в гостиницу, выпила кофе и улеглась в кровать. На часах было семь, и требовалась большая фантазия и немалое мужество, чтобы дожить этот день.
«Послезавтра уеду, – твердо решила Вера. – Оформлю доверенность на сестричек, и все. Сколько можно здесь торчать? Найдется покупатель – вернусь».
Уснула под телевизор, под старое, известное и когда-то любимое кино.
Проснувшись, почувствовала, что проголодалась, и заказала ужин в номер. Выходить никуда не хотелось. Да и такая навалилась тоска – хоть волком вой. Все вспомнила, все в мельчайших подробностях. Всю свою прошлую жизнь. Навеяло после встречи с бывшей свекровью. Поняла – от прошлого не убежать. Будешь тащить на себе как старый рюкзак, набитый камнями. Захочешь сбросить – не получится. Так и тащи. И еще – поскорее бежать надо отсюда. Наплевать на все и бежать.
Утро было серым и дождливым. Позвонила Татьяна и сообщила, что через час операция. Голос был бодрым, но Вера почувствовала, что та очень нервничает. Да, завтра домой, к Таньке. С вокзала сразу в больницу.