С видом на Нескучный

Мама в церковь ходила, ставила свечки за упокой и за здравие, писала записки-требы, соблюдала посты и очень хотела, чтобы дочка тоже приобщилась. Но нет, это было не Верино. Она рассудила так – раз нет потребности и желания, значит, не надо.

А тут почему-то захотелось зайти.

Церквушка была маленькой, но отреставрированной и приведенной в порядок, внутри было тепло, даже жарко, и пахло сладко и душновато.

При входе, у крошечного прилавка со свечами, бумажными иконками и брошюрами, стояла старушка, обычная прицерковная бабушка, которых полно во всей России. Маленькая, худая, одетая, как и положено, в темное, застегнутое у горла простое платье, на голове синяя, в мелкую белую крапушку, завязанная низко на лбу косынка. Лица ее Вера не рассмотрела, точнее не разглядывала. Смущенно и нерешительно кивнула на свечи:

– Дайте… ну пару… И, если не трудно, подскажите, куда… воткнуть.

– «Воткнуть», – неодобрительно повторила бабка и назидательно добавила: – Поставить, а не воткнуть! Морковь будешь втыкать в огороде!

– Не буду, – усмехнулась Вера. – Ну так какие? – и подняла на бабку глаза.

Та, недовольно и осуждающе вздохнув, протянула ей две свечки:

– Годится?

Вера пожала плечами и отдала деньги.

Нет, ошиблась. Конечно, ошиблась! Потому что просто не может быть! Конечно, это не тетя Валя! Та наверняка давно умерла от такой жизни: сын инвалид, да всю жизнь попивала. Нет, глупости, просто похожа, как все бабки похожи друг на друга.

Старушка, опустив голову, пересчитывала деньги, всем видом давая понять, что ей, Вере, в услуге отказано.

«Ну и бог с тобой», – Вера отошла от прилавка.

Вот из-за таких старушенций молодежь не ходит в храмы. То одеты не так, то накрашены сильно. В общем, зудят и шипят старушонки, отгоняя паству.

В католических соборах в Европе всем наплевать, во что ты одет, как накрашен, сколько тебе лет. В общем, будь ты кем угодно и как угодно выгляди – путь в храм Божий тебе открыт.

Вера встала возле подставки с песком, в которой, оплывая, догорало несколько свечек.

Зажгла и поставила свои.

Подняла глаза к иконе, висящей напротив.

«Свт Николай Чудотворецъ» – было написано на церковнославянском, с ером.

«Ну и ладно, мне-то какая разница, все равно ничего в этом не смыслю. Зато доложусь маме, что была в церкви и поставила свечи, ей будет приятно».

– Приезжая, что ли?

Вера услышала, обернулась.

– Ну да. В смысле, почти…

Что-то проворчав – Вера не услышала, да и не надо, – старушка поправила наклонившуюся свечу и пошла к своему прилавку.

Вера смотрела на Николая-угодника.

– Прости, – прошептала она, – я тут случайно. И точно не из твоих преданных прихожан. Ну и вообще, если честно, далеко не все я делала так, как надо. – Вера вглядывалась в бесстрастное, неживое, строгое лицо святого и ловила себя на мысли, что ей здесь неловко.

«Ладно, простите за беспокойство», – сказала она про себя и развернулась, чтобы уйти.

– Верк, ты, что ль? Или я обозналась? – услышала Вера и застыла у уже приоткрытой двери – выходит, не ошиблась?

Вера обернулась.

– Я… – нерешительно протянула она.

– Что, не узнала? – усмехнулась старуха.

– Тетя Валя? – нерешительно спросила Вера, стараясь вспомнить отчество бывшей свекрови. Отчество не вспоминалось.

Старуха смотрела внимательным, цепким, пристальным и недобрым взглядом.

– Она самая!

Воцарилось неловкое молчание.

– А ты изменилась, Верка, – заговорила старуха, – сразу и не признала.

– Все изменились, – уклончиво ответила Вера. – Как вы поживаете?

Вопрос был задан из вежливости, жизнь тети Вали ее не интересовала, но Вера была удивлена – вместо легкомысленной и пустой, безалаберной, вечно навеселе тетки Вали перед ней стояла строгая, с застывшей болью в глазах старуха. Надо же, не спилась, не пропала! Служит тут, в храме, при деле.

И совершенно другой человек. Понятно, боль и трагедия ее надломили, но Вера помнила, что матерью, как и хозяйкой, Валентина была никакой, вспомнила, как ее презирала Галина Ивановна, с какой иронией и небрежностью относился сам Герман.

– Поживаю, – с усмешкой ответила Валентина. – А ты, смотрю, всем довольна? Устроилась, значит, в столице, прижилась? Здесь про тебя говорили – мол, Верка разбогатела, живет как принцесса. Знаю, что мать забрала. Молодец. Выходит, все правда, жизнь твоя получилась счастливой?

– Ну, как живут принцессы, мне неведомо. Мама со мной, это правда. А насчет разбогатела – так это, тетя Валя, не совсем так. – И, помолчав, продолжила: – У меня бизнес, работаю много, можно сказать почти без передыха, а по-другому нельзя. Семьи не создала, не хотела. Ребенка не родила. А насчет счастья… – Вера попробовала улыбнуться. – Не очень уверена.

– Вот ведь как, – задумчиво сказала старуха. – Герка мой был больной, безногий, нищий, а женился и ребенка родил! А ты здоровая и богатая, а ни мужа, ни дитей!

Вера развела руками – выходит, что так.

И осторожно спросила:

– Ребенка? У Геры есть ребенок?