С открытым забралом

Куйбышев думает о своих братьях Николае и Анатолии. Где они? Николай — офицер, на фронте. Возможно, убит. Анатолий — инженер-электрик. Известий от него нет. Может, тоже погнали на фронт? Война, война... Проклятье человечества.

За спиной истекающих кровью народов идет так называемое дипломатическое зондирование возможности сепаратного мира между Россией и Германией. Немцы для этих целей использовали свою шпионку фрейлину русского двора Васильчикову, которую война застала в Австрии. Ей дали возможность пробраться в Россию, и она стала добиваться аудиенции у царя. Но обо всем пронюхала дотошная пресса, и Васильчикову пришлось выслать из Петрограда. Тогда брат царицы, принц Эрнст Гессенский, прислал ей письмо с предложением начать переговоры о мире.

Куйбышев был озабочен одним: донести до каждого политического ссыльного в Верхоленском уезде Иркутской губернии ленинский манифест ЦК партии большевиков «Война и российская социал-демократия»: о войнах справедливых и несправедливых, о лозунгах превращения империалистической войны в гражданскую и поражения царского правительства. Правительства воюющих государств вдруг превратились в «миролюбцев», они жаждут мира, «своего» мира, империалистического. Боятся, чтобы затеянная ими война в самом деле не превратилась в гражданскую.

Находясь в Тутурах, Валериан не терял связи с Петроградом. Несмотря на частые аресты, Петербургский комитет продолжал действовать: не так давно комитет принял решение поддержать забастовку Путиловского завода всеобщей городской стачкой. Бастовали десять тысяч человек. Хорошо! Там все идет своим чередом. Пора, пора туда.

А пока приходится воевать все с теми же ликвидаторами, эсерами и оборонцами, которых по недоразумению царский суд сослал в Иркутскую губернию.

Споры случаются жестокие. Ильич призвал к полному разрыву с потерпевшим крах II Интернационалом. Нужно создать новый, III Интернационал! И Куйбышев настойчиво объясняет товарищам необходимость подлинно революционного Интернационала.

Еще в прошлом году вместе с депутатами-большевиками Думы был арестован некто Розенфельд, он же Каменев, журналист. В бытность в Петрограде Валериан встречался с этим Каменевым на квартире у Петровского. Слонимцев называл его своим другом — «несмотря на идейные разногласия». Но, по-видимому, разногласия имели частный характер, так как Слонимцев прямо-таки захлебывался от восторга, рассказывая о Каменеве.

— Вы заметили: Лев Борисович как две капли воды похож на Николая Второго?

— Еще бы! Да не скажи вы, что это Каменев, его от царя-батюшки и отличить нельзя было бы: он ведь тоже за войну до победного конца, — иронизировал Валериан. — Великий патриот!

Каменев был арестован в селе Озерки, неподалеку от Петрограда, где представители большевистских организаций России и депутаты-большевики собрались обсудить тезисы Ленина о войне. На этой конференции Каменев помалкивал, соглашался.

По доносу участников конференции арестовали. Всего одиннадцать человек. И вот Каменев — на скамье подсудимых рядом с Петровским, Бадаевым, Мурановым, Самойловым, Шаговым. Вся Россия смотрит на них. Мужественные большевики даже суд стараются использовать для агитации против войны.

— Война не в интересах рабочих! Превратим войну империалистическую в войну гражданскую!

Их ждет приговор: на вечное поселение в Туруханский край!

Поднимается болезненно бледный человечек с рыжеватой бородкой, с миндалевидными выпуклыми глазами. Он покашливает, втягивает голову в узкие плечи.

— Господа судьи! Я не политик, я журналист, но я не согласен с Лениным. Я честный человек и заявляю прямо: лозунг поражения своего правительства считаю вредным. Я неоднократно заявлял об этом. Кому? Ну спросите хотя бы господина Иорданского. Наш лозунг — «ни побед, ни поражений».

Зал содрогнулся от неслыханного предательства: известный большевик Каменев-Розенфельд отрекся от Ленина! Весть вырвалась из закрытого зала суда, покатилась по России, прошла через все кордоны: Каменев отрекся... Презренный трус, предатель... Вошь на теле революции смеет называть себя честным человеком!

Нет, не хотелось Каменеву в далекую туруханскую ссылку. Какое отношение имеет он, интеллигентный революционер, ко всем этим Бадаевым, Шаговым, коренным рабочим, у которых машинное масло навеки въелось в ладони шершавых рук? Тоже выискались марксисты! Но странный лозунг Каменева «ни побед, ни поражений» насторожил жандармов: поди разберись!

— Хочет всех обмануть! — сказал жандармский генерал Куценко. — Кто не желает побед для нашего оружия, тому место в ссылке, на каторге.

И незадачливого оборонца вместе с другими осужденными отправили в Сибирь.

Ссыльные до сих пор плюются от омерзения, требуют партийного суда над изменником. Илья Ионов, прибывший на вечное поселение в Тутуры, рассказывает:

— Хотел смягчить приговор ценой предательства. Мы осудили его поведение как измену делу партии. Все мы, конечно, испытываем чувство омерзения при мысли о нем.

— А где он сейчас?