Рыцарь пустыни, или Путь духа

– Я сама точно не знаю, во что я верю, – ответила Бахита, – но верования прошедших веков по-прежнему живы в крови тех, чьи отцы в них верили. Древние боги живы, только в других формах. Сегодня нашему молюсь одна только я. Ибо Меа отвернулась от него к тебе, а люди уже давно его забыли. Я была уверена, что зло настигнет тебя, и оно настигло. И все же я не виню тебя, Руперт-бей, ибо ты храбр и честен, и благородно поступил с ней, хотя мог предать ее и уйти. Кроме того, – добавила она с неожиданной убежденностью, – я вовсе не уверена, что все должно кончиться плохо. Ты как-то раз сказал нам, что дух сильнее плоти, и что те, кто следуют его путем, в конечном итоге побеждают. Хотя ты и похож на глупца, Руперт-бей, возможно, что ты прав. Мне так порой кажется. Подумай сам. Я ведь тоже отреклась от плоти и всю мою жизнь следовала дорогой духа. Благодаря чему многое узнала, ведь не зря же меня называют мудрой и прозорливой? Вот только, – задумчиво добавила она, – возможно, я следовала путем ложного духа, ты же следуешь путем духа истинного. Возможно, древние боги и впрямь мертвы, а миром правят новые. Но если так, то в Судане они дьяволы. А пока, Руперт-бей, обходись бережно с цветком, чей стебель ты надломил своими неуклюжими руками, иначе вскоре воздух лишится его нежного аромата.

На третий день Меа появилась снова, бледная, с красными глазами, но, по крайней мере внешне, вполне бодрая и веселая. Ни тогда, ни потом она даже слова не сказала Руперту по поводу их жаркого спора о морали Востока и Запада. Ездила ли она проверять урожай, или же проплакала эти дни, лежа в своей постели, но, похоже, она одержала над собой победу и была исполнена решимости приспособить свою жизнь к тем условиям, на которые они молча согласились. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что зрение вернулось к Руперту, и этот радостный факт сотворил с ними обоими чудеса. Например, сидя верхом на послушном муле, которого вел слуга, а впереди, сзади и по бокам бежали другие, он совершал прогулки по оазису, которые устраивала для него по своим владениям Меа, ехавшая верхом с ним рядом.

Надо сказать, что размеры оазиса были довольно велики – около тридцати миль в длину и пятнадцати в ширину – и он вполне был способен прокормить большое население, что когда-то так и было, ибо его почва, смываемая с горных склонов, отличалась особым плодородием и хорошо орошалась. Увы, местные методы обработки земли были примитивные, а торговля с внешним миром – скудной, отчего у местных жителей не было потребности производить больше, чем они могли потребить.

– Эх, если бы мне дали этот оазис лет на десять, – сказал Руперт Меа после того, как осмотрел большую его часть. – Я бы сделал тебя самой богатой женщиной во всем Судане.

– В таком случае оставайся и сделай, – с улыбкой ответила она.

Однако ему показалось, что ее интересует вовсе не богатство.

Его же еще больше интересовали руины великого храма, который, судя по всему, в древности был посвящен богу Ра, то есть солнцу, как символу божественного начала. Построен он был в поздний период, скорее всего, при Птолемеях, и не отличался тонкостью мастерства. Судя же по различным фразам в настенных надписях, заложил его некий египетский принц тридцатой династии, который бежал сюда после вторичного завоевания Египта персами. Было также похоже, что его потомки в течение многих поколений правили в этом затерянном в пустыне оазисе, где никто не собирался на них нападать. Более того, на саркофаге одного из них, который умер в период правления римского императора Феодосия в четвертом веке от Рождества Христова, имелась надпись, в которой покойный помпезно именовался «Возлюбленным Ра, царем Тамы и Верхнего и Нижнего Египта».

Самой внушительной частью храма был мавзолей правителей оазиса, именовавших себя царями. Возможно потому, что они не могли позволить себе отдельные великие гробницы, на манер Долины Царей в Фивах, они вырубили в скале под храмом гигантский склеп, из которого открывались внешние камеры, подобные тем, что были в Серапеоне, месте захоронения священных быков в Мемфисе. В дальней части склепа застыла огромная статуя Осириса, завернутого в саван, но в короне и перьях Амона-Ра, а у входа был устроен большой подземный бассейн, через который мертвые тела на лодке доставлялись на другую сторону, по всей видимости, в подражание последнему путешествию через Нил. Некоторые из боковых камер были заложены кирпичом, другие же либо никогда не были запечатаны, либо были позднее вскрыты, и в их, в саркофагах спали вечным сном мертвые цари.