– Если только ты не замолчишь, то уйду и умру я, – слабо произнес он. – Меа, с твоей стороны, жестоко говорить такие вещи. Выслушай меня и не сердись, и даже не думай, будто я плохо к тебе отношусь. Да, мой самый дорогой друг, сядь и выслушай меня!
И, оставив английский, ибо она знала его неважно и вряд ли бы поняла его доводы, Руперт обратился к ней на арабском и попытался объяснить западные доктрины и втолковать ей, что то, что в ее глазах было законным и правильным, на Западе считается преступлением; что, дав слово, он не может его нарушить, и скорее умрет, чем это сделает; что на этом зиждится его честь, и что если он ею поступится, его душа будет изуродована точно так же, как сейчас его тело.
Меа внимательно слушала его и, похоже, начала понимать.
– Скажи, теперь ты сердита на меня? – спросил он. – Или ты по-прежнему захочешь, чтобы я остался, когда я скажу тебе, что между нами больше не должно быть никаких разговоров про любовь, ибо это в конечном итоге может привести меня к гибели? Если эта моя просьба слишком велика для тебя, то завтра я уйду отсюда в пустыню и… – он не договорил.
– Нет, – ответила Меа по-арабски, – я не сердита на тебя, Руперт-бей. Я сердита на себя, ибо пыталась соблазнить тебя нарушить твои законы. Ты хороший человек, лучший из всех, кого я только знала, и я научусь быть такой, как ты – только не приказывай мне разлюбить тебя, ибо этого я не могу сделать. А также не говори, что уйдешь отсюда в пустыню, чтобы там умереть, ибо тогда я тоже умру. Нет, оставайся здесь и, коль ты не можешь стать моим мужем, будь мне другом и братом. Оставайся, и прости меня, невежду, у которой иные обычаи, а твоих я не знаю. Скажи мне, что ты остаешься.
– Да, – ответил он хрипло, ибо ее слова затронули его сердце глубже, чем он мог показать. – Я останусь здесь, пока не найду возможности вернуться домой. И еще, Меа, только не думай, что я о тебе низкого мнения. Я чту тебя, как чту жену и мать, и ты для меня дороже всех на свете. И покуда я жив, я останусь твоим другом. А это знак моей дружбы, – с этими словами он подался вперед и, нащупав ее руку, сначала поднес ко лбу, а затем прикоснулся к ней губами. В следующий миг он услышал шорох одежд – это Меа вышла из комнаты.
Таким образом, Руперт сдержал слово, данное им матери много лет назад и с честью вышел из этой весьма щекотливой ситуации. А в сумерках души Меа засияла звезда – далекая, холодная звезда, которой в будущем предстояло привести ее к чудесным вершинам, откуда путь плоти казался очень далек, зато путь духа очень близок.
Глава XV. Руперт дает клятву
В течение трех дней после описанной выше страстной сцены Руперт больше не видел Меа. Когда он, не без тревоги спросил о ней, Бахита, которая заняла место няньки, сообщила ему, что Меа уехала в дальнюю часть оазиса, узнать, какой там урожай, а также уладить спор между двумя семьями по поводу участка земли. Сам не зная почему, он хотел, чтобы она поскорее вернулась назад, ибо в дни ее отсутствия Бахита была крайне резка с ним, если не сказать, что порой даже груба.
– Знаю, ты сердита на меня, – сказал он, не выдержав, – но ты, которая мудра и знаешь наши законы, ты должна меня понять.
– Я понимаю лишь то, что ты глупец, Руперт-бей, как и многие белые люди, считающие себя правильными и умными. Лучше бы ты никогда не приезжал в Таму, ибо теперь моя племянница останется незамужней и наша древняя раса вымрет.
– Но ведь это не моя вина, – робко возразил Руперт. – А твоя, Бахита, ибо ты сопровождала меня против моей воли и таким образом навлекла на всех несчастья.
– Неправда, – сердито ответила она, – это все ты! Кто, как не ты, подглядывал за нами в храме Абу-Симбела? Это из-за тебя возлияние вместо бога попало на твои ноги. С того момента Тама стала твоей рабыней. Бог же проникся ревностью и навлек на всех нас зло, и в особенности, на тебя, Руперт-бей.
Руперт усмехнулся ее словам и сказал:
– Но ведь ты сама в это не веришь, скажи честно, Бахита? Эти древние боги мертвы вот уже много веков.