Я взял со стола лампу и стал подниматься по лестнице. Она пошла следом. У дверей комнаты Лота она остановилась, но я продолжал подниматься. Я знал, что она пойдет за мной. Я поднялся на чердак, сбросил с себя одежду прямо на пол рядом с кроватью, сам сел на кровать и стал ждать ее, я знал, что она поднимется. Наверное, еще ничего в жизни я не ждал так сильно, как того, чтобы эта женщина легла со мной в постель. Конечно, у меня стоял и рвался в бой, но дело было не только в этом. Дело было еще в том, что она была женой Лота, а имение перешло к Лоту, и он был законным сыном, а я выблядком, которого обвиняют в том, что в нем есть и негритянская кровь. Здесь все смешалось. И, тем не менее, я никого еще так не ждал в своей жизни, как эту женщину, того, чтобы она поднялась ко мне и легла со мною в постель. Не прошло и пяти минут, как я услышал ее шаги на лестнице ко мне на чердак. И тогда я понял, что молюсь. Я молил Бога послать мне на чердак эту женщину. Спрашивается, зачем? С какой стати Господь должен отвечать на такого рода молитвы? Какой такой Бог будет отвечать на молитвы, идущие от такого — вроде меня, кто продан дьяволу, когда тысячи добрых молитв, вроде молитв за страждущих, страдающих и умирающих, остаются без ответа, как будто возносятся от сверчков, стрекочущих летом на дворе. Это только показывает, как мало толку от всех этих религий и всех разговоров о спасении души. Круглых дураков на земле — тоже круглой — большинство.
Но сейчас — не об этом. Сейчас — о том, что жена Лота ложится ко мне в постель. И когда я услышал ее шаги, он встал так прямо, что на него можно было повесить шляпу или кое-что потяжелее. Я расставил и вытянул свои ноги, она подошла ко мне, встала рядом с кроватью, погладила его и поцеловала как некую святыню. Она захихикала, замурлыкала и проделала что-то заморское. Я просто лежал на спине, глядел в небо и наслаждался. Потом она раскачалась и запрыгнула ко мне в кровать. Я чувствовал ее тело. Такое большое и горячее, как гора, внутри которой — печь. Я хотел войти в эту чудесную гору. Я сорвал трусики с ее зада. Она столкнула их с кровати. Потом я влез на нее. Она вставила его головку. Я толкнул им, и она закричала: «Боже всемогущий!» Я вынул его немного и снова засадил, и она сказала: «О, Святая Мария». Она произносила свои молитвы — или то, что было похоже на молитвы — все время, пока я давал его ей. А когда я кончил, и она кончила в тот же момент, я мог поклясться, ее крики могли сорвать крышу с дома. «Мария Пресвятая, Матерь Божья», — кричала она. Я начал смеяться. Я подумал что крышу снесет. И он там, внизу, все это должен был слышать, потому что как раз в это время он начал выкрикивать наши имена.
Еще не спустившись утром с чердака, я знал, что Лот мертв. Так оно и было. Я нашел его тело лежащим поперек порога. Он сполз с кровати, смог доползти до двери спальни. Он смог толкнуть ее, открыть до половины. Его тело вытянулось через порог, а кровь, которая уже начала высыхать в горячем желтом солнечном свете, образовала ручеек, точнее, это было ручейком, пока не высохло, от ножки кровати до того пятна, в котором лежала его голова. Кровать выглядела так, как будто в ней закололи свинью. Я не удивился, потому что всю эту длинную, как жизнь, ночь я слышал его крики.
— Мэртл. Мэртл, Мэртл! — А потом он начал выкрикивать и мое имя:
— Цыпленок, Цыпленок Цыпленок!
Раз или два она сказала равнодушно:
— Может мне спуститься и заставить его заткнуться, чтобы не орал?
Но я сказал:
— Орать полезно для его легких. — И мы продолжали развлекаться на нашем чердаке. Крики постепенно ослабевали, и вскоре посте восхода солнца прекратились, стало тихо, и я подумал про себя: «Лот мертв».
Я позвал Мэртл, она спустилась вниз. Мы стояли вдвоем перед дверью и смотрели на него.
— Бедняжка, — сказала Мэртл. Она начала плакать. Но не очень сильно и не слишком долго.
— Все к лучшему, — сказал я ей, и она вскоре подтвердила, что и по ее мнению, так оно и есть.
В ту зиму мы поженились. Я думаю она давно готова была к этому, но немножко покочевряжилась, делая вид, что никак не может решить, вернуться ли ей в спортивный дом в Мемфисе или остаться здесь. Я делал вид, что мне вес равно, как она решит, поэтому она походила еще и сказала:
— Да, я остаюсь здесь.
Так мы и поженились — первого декабря. У нас есть свои трудности, но мы справляемся с ними, как справляются большинство молодых пар по стране. К концу лета мы ждем ребенка. Если будет мальчик, мы назовем его Лотом, в честь моего брата, а если девочка, мы назовем ее Лотти.
В моей жизни кажется все выправилось. Я больше не волнуюсь по поводу духовных ворот, которые проповедник велел держать закрытыми. Есть ворота, нет ворот, это никого не спасает от трудностей. А, кроме того, кто из нас знает что-нибудь о Царствии Небесном? Я ухаживаю за землей, и я честен теперь с ней, и не делаю вид, что я не такой, какой я есть — грешное существо, желающее удовлетворения, и вполне вероятно, что я получу его в полной мере.