Русское язычество. Мифология славян

Буде тебе за поводи брати,
Буде тоби сина пидкидати,
Буде тоби вивса пидсипати,
И скризь слези про мене питати;
Та не кажи, коню, що я вбився,
А кажи, коню, що я оженився, —

и тут конь должен сказать ей о том, что сын ее женился. Неудивительно, что при таком важном значении коня красота его является в гиперболических образах; так, в колядке, которая поется молодцу, прославляется его конь. Нет у короля такого коня; у этого коня глаза — как звезды, уши золотые, грива серебряная, а хвост шелковый.

Нема в короля такого коня.
А в того коня звиздови очи,
А в того коня золоти ушки,
А в того коня срибная грива,
А в того коня шовковий хвостик.
Звиздови очи далеко видять,
Золоти ушки далеко чують,
Срибная грива грудь покривае.
Шовковий хвостик слид замитае.

В другой колядке поется, что от молодца убежал конь, и молодец предлагает тому, кто поймает коня, чашу золота и две чаши серебра.

Ой, хто мого коня изловить,
Тому буде чаша золота,
Чаша золота и дай чаши срибла.

Ему не пришлось платить, потому что коня поймала девица, которую он взял себе женою.

Ишла дивчина рано по воду,
Взяла коника за поводочки,
Повела коня у ставницю,
А молодого у свитлицю.
Золото мое и срибло мое,
А ти моя красная панна.

За конем такие же близкие, хотя в меньшей степени, друзья человека — воли (волы). Подобно тому, как конь предчувствует беду на своего хозяина, и волы не пасутся и не пьют воды, чуя скорую кончину своего хозяина-чумака.

Чому сь воли мои не пасуться, та не хочуть води пити?
Лучче було хозяйновати, ниж по дорогах ходити…
Занедужав чумаченько, задумав умерти,
Та никому чумакови доглядити смерти.

Или:

Воли ревуть, води не пьють, пригодоньку чують,
Бодай же ви, сири воли, та до Криму не сходили,
Що ви мене, молодого, на вик засмутили!
Помер, помер чумаченько…

Умирая «в дороге», чумак обращается к своим волам с нежным участием: кто-то будет над ними господином.

Воли мои половин, хто над вами паном буде,
Ой, як мене, чумака Макара, на свити не буде?

Волы, как конь над убитым козаком, стоят и жалобно ревут над могилою чумака, своего хозяина.

Помер, помер чумак Макар, сидючи на вози,
Поховали чумака Макара в степу при дорози;
Стоять воли сири, половин, ревуть, ремигають.

Орание земли волами сопоставляется с течением человеческой жизни. Волы не орят (правильнее, дурно орят) — лето проходит напрасно.

Воли мои половии, чому не орете?
Лита мои молодии, чому марно идете?

Вообще волы и коровы — образ зажиточности и благополучия, что вполне естественно в поэзии земледельческого народа. Девица, желая сказать богатому молодцу, что он богат, а она бедна, зато красива, говорит, что у него волы и коровы, а у нее только черные брови:

Багачу, багачу, я тебе давно бачу:
Що в тебе, багачу, воли та корови,
А в мене, багачу, та чорнии брови.

И сам молодец, сравнивая двух девиц — одну богатую, другую бедную, но красивую, — характеризует первую тем, что у нее волы и коровы.

Одна мила далекая, а другая близька,
А у той далекой воли та корови,
А у сей близенькой та чорнии брови.

Хвастливый молодец, величаясь своим богатством и называя себя иронически бедняком, говорит, что у него семь сот волов, а мелкому скоту числа нет.

Бо я хлопець убогий —
Сим сот волив в обори,
Яливнику без лику!

С ирониею, в противоположном смысле, свекровь, попрекая невестку ее бедностью, говорит, чтоб она подоила коров, которых пригнала с собою.

Та встань, невистко, та встань, небого,
Та подий ти корови,
Що их навела, що нагнала до моей обори.