Русский народ в битве цивилизаций

Драматизм ситуации заключается не в том, что был создан образ Сталина, не соответствующий истории: какой-то искусственно созданный образ мог бы играть мобилизующую роль. Гораздо важнее, что появление такого деятеля, которого ждут и рисуют в образе Сталина, сейчас совершенно невозможно. Сталин мог проявить себя, только опираясь на партию того времени, поняв лучше других ее стимулы и возможности. Это были сотни тысяч отчаянных, волевых, диктаторски настроенных людей, готовых на жертвы и объединенных общим мировоззрением. Это были те, про кого Сталин говорил, что у 99 из 100 одна программа: «Бить кулака!»

Вот их дух (речь Рыкова на XV съезде):

«Товарищи! Товарищ Каменев окончил свою речь тем, что он не отделяет себя от тех оппозиционеров, которые сидят теперь в тюрьме. Я должен начать свою речь с того, что не отделяю себя от тех революционеров, которые некоторых оппозиционеров за их антипартийные и антисоветские действия посадили в тюрьму». (Бурные продолжительные аплодисменты. Крики «ура!». Делегаты встают.)

Ободренный Рыков накаляет тон:

«…по «обстановке», которую оппозиция пыталась создать, сидят очень мало. Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем [не] придется в ближайшее время несколько увеличить».

Это, в свою очередь, приводит зал в еще больший восторг: бурные и продолжительные аплодисменты, крики «ура!», делегаты стоя приветствуют Рыкова, поют «Интернационал». Нам уже этих людей не понять: уж песни-то зачем петь по поводу того, что кого-то собираются посадить в тюрьму? Теперь такого слоя нет. Есть безжалостные и отчаянные люди — уголовники. Но их как слой в принципе объединить невозможно — они никогда не вылезут из своих «разборок». А без такого слоя никакой новый Сталин невозможен — он и был лишь продуктом их коллективной воли.

Часто обсуждают вопрос: был ли Сталин жесток, любил ли своих детей? Сталин, видимо, не присутствовал при казнях и пытках, как, например, Петр I. Но если верен рассказ о том, что Паукер, чтобы потешить Сталина, изображал перед ним, как Зиновьева вели на расстрел, то это свидетельствует об очень своеобразной психике. Да разве от этого что-то зависит? Гитлер был вегетарианцем, не пил алкоголя и любил свою собаку — многое ли это меняет? (Впрочем, не могу удержаться от одного замечания по этому, хотя и второстепенному, вопросу. Тонкое наблюдение принадлежит В. В. Кожинову: что русские иначе оценивают свою историю, чем Запад. Мы чувствительнее к совершенным у нас жестокостям. Например, русские в основном относятся к своей революции как к страшному, братоубийственному кровопролитию, а французы празднуют юбилей своей, устраивают парады и приемы. Иван Грозный был современником Генриха VIII, казнившего не меньше людей. Но в английской истории Генрих VIII остался «колоритной личностью», а в русской Иван Грозный — злодеем. Однако мы ведь русскими так до сих пор и остались. Может быть, в английской истории Сталин сохранился бы как «колоритная личность», а в русской памяти, думаю, останется злодеем.)

Весь новейший всплеск симпатий к Сталину имеет еще один печальный аспект. Это ожидание сурового, даже жестокого вождя, который нас спасет от надвигающейся гибели. При этом наши собственные усилия становятся излишними, ненужными. Одна статья так описывает роль Сталина: «Он «выдирал» русский народ «из гнилого, омерзительного бытия, как выдергивают из болота тонущего — за волосы. Тот, кого спасают, кричит, захлебывается, проклинает спасителя». Тем самым нам внушается психология пассивности, устранения от простых собственных решений — от того, что сейчас нужнее всего. (Сам собой при этом возникает и взгляд на русскую историю как на «омерзительное бытие».) Глубокий характер этого явления подтверждается тем, что мечты о появлении такого вождя не обязательно связываются с коммунистическими симпатиями. А ведь кандидатов на роль вождя-спасителя, «сильных личностей» (оплачиваемых банкирами) — широкий выбор. Сейчас их время.

Кризис, переживаемый нашим народом, не может не порождать болезненных духовных явлений. Таковы, например, в нашем глубоком падении мечтания о том, что наша экономика сама собой «оздоровится», что нам помогут западные инвестиции или Международный валютный фонд… В том же ряду и мечты о вожде, который нас спасет одной своей волей и мудростью, без наших усилий. Это единая тенденция: в момент смертельной опасности вместо того, чтобы собрать последние силы для борьбы с ней, отдаться успокаивающей, расслабляющей мечте. Конечно, в каждом движении вождь нужен, но он порождается самим движением. Возникнет активный, жертвенный, борющийся за Россию слой, тогда-то и появится его вождь. Но не в обратном порядке!..