Русский народ в битве цивилизаций

В нашем катастрофическом положении — когда реальным является гибель народа — стоит ли тратить силы на размышления об истории, о том, что все равно уже в прошлом? Мне кажется это необходимым, причем по нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что из образов прошлого, из исторического материала создаются идеологические концепции, являющиеся орудиями современной идеологической борьбы и влияющие на наше будущее. Например, если внушить, что «русская душа — вечная раба», что Россия ничего не внесла в мировую цивилизацию, что у нее не было ни истории, ни литературы, что русские вечно угнетали другие народы, — одним словом, концепцию «проклятого прошлого» или «империи зла», то откуда возьмутся силы для защиты такой страны? Наоборот, ее разрушение покажется благим делом для всего человечества. Другой пример — течение, стремящееся стереть из народной памяти победу в Великой Отечественной войне и, если удастся, превратить ее в поражение.

Вот пример, более близкий к теме этой работы. В последнее время заметен резкий взлет интереса к личности Сталина. О нем вышло много книг, напечатана масса статей, на демонстрациях видно много его портретов. Например, стала выходить серия «Русские судьбы», запланированная в тридцати томах. И первый том — это политическая биография Сталина, а том о Пушкине — где-то заметно позже. Причем этот новый прилив интереса к Сталину носит особую окраску. Сталин воспринимается не как коммунист, продолжатель идей Маркса и Ленина. Например, я не видел ни на одной демонстрации портрета Маркса, зато много портретов Сталина. В этом течении мысли Сталин воспринимается как русский патриот, продолжатель русской державной традиции. Мы имеем дело уже с некоторым явлением современности, отражающим какие-то современные социальные явления.

Из того, что изложено выше, казалось бы, видно, что восприятие Сталина как государственного деятеля русского патриотического направления никак не согласуется с фактами. Даже «национал-большевизмом» проводившуюся им политику нельзя назвать. Сталин мыслил и действовал строго в рамках марксистского коммунистического мировоззрения, усвоенного им в молодости. Совершенно оправдан был лозунг: «Сталин — это Ленин сегодня». Положение, что Сталин резко отошел от дореволюционного и непосредственно послереволюционного курса Ленина, столь же не обосновано фактически, как и многочисленные попытки доказать, что Ленин «извратил» или «исказил» Маркса, был скорее последователем Нечаева или Ткачева. Этот последний вопрос выходит за рамки настоящей работы, но можно привести множество аргументов, показывающих, что Ленин воспринял именно центральное ядро идеологии Маркса и сделал его своим орудием, при помощи которого «перевернул мир».

Как для Ленина не было более убедительного аргумента, чем цитата из Маркса, так и Сталин постоянно повторял, что он «верный ученик великого Ленина», — и до войны, и во время войны, и после. Конечно, он руководствовался идеями Ленина в меняющихся условиях (как и Ленин — идеями Маркса). После войны широко был распространен слух, что следующая война будет лет через десять-пятнадцать. Джилас в своих воспоминаниях утверждает, что слышал это от самого Сталина. Я слышал это от многих, имевших связи в высоких сферах (физиков-атомщиков, ракетчиков). Видимо, этот слух шел сверху. В случае успеха такая война вряд ли могла принести мировое господство, но обеспечивала бы господство над Европой. Так как тогда казалось, что Китай прочно включен в единый «социалистический лагерь», то вырисовывалась возможность создания единого коммунистического общества в размерах Евразии — наибольшее реально мыслимое приближение к идеалу мировой революции. На большее не мог рассчитывать и Ленин в период самых радужных революционных надежд 1919–1920 годов. Вероятно, это была мечта Сталина последних лет его жизни.

Да ведь Сталин оставил исчерпывающее свидетельство своей идеологии — последнее свое произведение, можно сказать, завещание: «Экономические проблемы социализма в СССР», написанное в год его смерти. Книга ясно характеризует идеологию и тип мышления Сталина. В ней — длиннейшие цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина (одна цитата из Маркса длиной в две страницы). И не упоминается ни один другой экономист, хотя бы столь тогда знаменитый Кейнс (одно исключение — возражение давно забытому А. Богданову). Такое впечатление, что автор вообще не держал в руках работ экономистов, кроме «классиков». Зато марксизм молчаливо принимается как абсолютная истина: «мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения…», «немарксистский — следовательно, глубоко ошибочный» и т. д.