Русский народ в битве цивилизаций

Но не случайно здесь отсутствует еще один, как мне кажется, самый важный фактор: ненациональность, то есть, конкретно, «нерусскость» (в делах, а не на словах). Это погубило КПСС, губит и нынешнюю КПРФ и все примыкающее к ней движение. С течением времени партия, конечно, менялась. Особенно во время войны в нее вступали люди, привлекаемые совсем не традиционной марксистско-ленинской идеологией. Но сохранился — особенно в руководящем слое — как «генетическая память» исконный коммунистический «интернационализм». То есть интерес участвовать в какой-то мировой игре, где русские — только средство. Это передалось и верхушке современной КПРФ.

Типичным примером того, как коммунистические, уже послесталинские вожди откровенно пренебрегли интересами русского народа, была передача Украине Крыма в 1954 году. Это же сказалось и в экономической политике: вся страна (кроме богатого нефтью Азербайджана) дотировалась за счет РСФСР. В тяжелейшие годы войны были созданы Академии наук Казахстана, Узбекистана, Армении, Азербайджана, Татарский, Киргизский, Карело-Финский филиалы Академии наук СССР. В российских институтах готовилась национальная интеллигенция теперешних стран СНГ или республик Российской Федерации, которая сейчас часто с такой враждебностью относится к России. В РСФСР около 15 % мест в крупнейших вузах отдавалось поступавшим вне конкурса учащимся других республик. В 1973 году на 100 научных работников имелось аспирантов: среди русских — 9,7 человека, белорусов — 13,4, туркмен — 26,2, киргизов — 23,8. Русские и белорусы имели самый низкий процент лиц, обладающих ученой степенью. Таков же был и уровень жизни: в 1950-е годы доходы колхозников Узбекистана были в 9 раз выше, чем в РСФСР.

В идеологии постановление XXIV съезда КПСС (1971 год) декларировало: «Полное торжество социализма во всем мире неизбежно, и за это торжество мы будем бороться, не жалея сил» (чьих?). Тогда же «Правда» писала: «Да, Ленин родился в России, но российскую революцию он никогда не представлял себе иначе как составную часть и фактор мировой революции». Дух интернационализма был жив! Да и в речах тогдашних вождей ясной была полная отрешенность от исторической России, о «нашей стране» они говорили, только подразумевая: после 1917 года. Последнее такое заявление я помню от Горбачева. Еще будучи вторым человеком в партии (первым был Черненко), он поехал с визитом в Англию и на каком-то банкете напомнил, что «дипломатические отношения между нашими странами имеют долгую историю — они установились в 1924 году». Ну просто не мог он всерьез считать, что до революции у России и Англии не было дипломатических отношений! Очевидно, такова была сила идеологической традиции. (Впрочем, он-то легко выучивал новые слова и уже через несколько лет лепетал о «тысячелетней традиции» нашей страны.)

Было очевидно, что всякое соприкосновение с русской исторической традицией, попытка восстановления исторической памяти — болезненна для режима и вызывает ответный удар, обвинения в «патриархальщине», «антисоветизме», «идеализации старины», «отступлении от классовых критериев». Такие удары в свое время обрушились на В. В. Кожинова (за статью, где упоминалось «Слово о Законе и Благодати» Илариона Киевского), Ю. И. Селезнева (за книгу о Достоевском), Ю. М. Лощица (за книгу о Гончарове), М. П. Лобанова (за книгу об Островском), В. П. Астафьева и многих других. Удар начинался со статьи в «Коммунисте» или «Литературной газете» и реализовывался в запрете на публикацию, часто на многие годы.

С начала 1970-х годов тяга к национальным корням, к русской традиции стала пробивать себе дорогу и в официальных публикациях. Появился целый слой писателей, литературоведов, публицистов, пытавшихся осуществить эту тенденцию, не уходя в «подполье» или эмиграцию. После нападок на более низком уровне решительный удар со стороны партийного руководства был нанесен тогдашним руководителем Агитпропа А. Н. Яковлевым в статье «Против антиисторизма» («Литературная газета». 15.11.72). Автора беспокоило то, что, хотя Ленин уже предупреждал по поводу «патриархальщины», появились какие-то «проповедники теории «истоков», причем они ищут эти истоки «именно в деревне»… Если говорить точнее, то речь идет даже не о старой деревне, а о «справном мужике»… И с вершин Агитпропа напоминается: «…то, что его жизнь, его уклад порушили вместе с милыми его сердцу святынями в революционные годы, так это не от злого умысла или невежества, а сознательно». «А «справного мужика» надо было порушить. Такая уж она неуемная сила, революция». Но ведь статья на самом деле ставит принципиальный вопрос! Она предлагает всем критикуемым авторам открыто ответить на главный вопрос: надо ли было «порушить справного мужика»? Конечно, тогда это был скользкий прием: открыто заявить о своем сочувствии раскулаченным мужикам оппонентам Яковлева было слишком опасно.