Мы имеем здесь целый спектр точек зрения, хотя и различных, но обладающих общим ядром. Разумеется, все они вызывают и вопросы, и возражения. Уайт, собственно, сам и ставит очень интересный вопрос, когда противопоставляет друг другу западное и восточное христианство. В первом — взлет технических интересов: многообразие и тонкость механических усовершенствований поражало путешественников из Византии, посещавших Италию уже в XV в. Во втором — отсутствие технического прогресса после VII в., когда был изобретен «греческий огонь». Но тогда, значит, загадка рождения технологической цивилизации лежит в особенностях западноевропейских народов, так как в Византии то же христианство не привело к подобному результату. Что касается Розанова, то его произведения, по моему мнению, не рассчитаны полностью на логический анализ. Легче всего поймать его на противоречии — например, на том, что он ужасается «религии, в центре которой — гроб, религии мертвого Бога», как будто не слышал о воскресении. Или даже еще убедительнее — указав на искреннее, душевное описание чувства успокоения и утешения, испытанного им самим после обедни, поставленной в церкви свечки, — и это рядом с яростными антихристианскими инвективами. Ему важнее было передать зревшую в нем идею, чем придать ей логически безупречную форму. И чувствуется, что у него есть какая-то очень нетривиальная мысль. Ведь цитаты, которые он приводит, — не фальсифицированные. И подлинна описанная им страшная история 25 старообрядцев, закопавших себя с маленькими детьми «в ямы», — точно так же, как это делали в XVII в. последователи фанатического аскета старца Капитона, еще до раскола.
Видимо, никакая религия не дает человеку гарантии найти «спасенья узкий путь». Углубление религиозного сознания дает большую свободу — со всеми вытекающими опасностями. Человек как бы становится вместо «одномерного» существа, способного двигаться вдоль определенной линии, — «трехмерным», он способен перемещаться в любых направлениях пространства. Но свобода выбора остается, и он избирает иногда поразительные пути. Не случайно, видимо, что так много страшных явлений связано с религиозными представлениями: религиозные войны, преследования еретиков, инквизиция. А в более ранние эпохи — «охота на ведьм» во всех архаических обществах, человеческие жертвоприношения, каннибализм, охота за головами. Каннибализм, например, по словам этнографов, всегда имеет религиозный характер. И широкое его распространение связано не с каким-то «самым низким» уровнем развития общества, а со вполне определенной цивилизацией, где религиозные церемонии связаны с широким употреблением масок, где в племенах существуют так называемые тайные союзы — охотников, юношей — и в которой возникают самые ранние формы земледелия. Враги религии говорят, что она приносит человечеству зло. В каком-то смысле приносит и зло, но дело в том, что без религии человеческое общество гибнет. Так, большинство этнографов приходит к выводу, что гибель многих народов при столкновении с европейской цивилизацией объясняется не чисто материальными причинами — иногда, например, европейцы даже приносили более эффективные методы медицины. Истинная же причина — разрушение религиозных представлений этих народов, в результате чего они быстро вымирали. То есть человек в принципе осужден на существование в двух мирах — в этом мире и некоем «мире высшем», связь их и осуществляет религия (само это слово и значит — связь). Если Розанов говорит, что Иисус — это и есть «тот мир», вторгающийся в «этот», то он прав, и даже шире, чем сам утверждает, — это верно по отношению к любой религии. Любая из них основана на представлении о «том мире», в котором скрыты ответы на вопросы этого, в котором как бы спрятан его смысл. Так, процесс излечения больного шаманом обычно связан с обращением к силам «иного мира». Шаман (или его душа) поднимается по «дереву жизни» или улетает птицей в верхний мир и ищет там душу больного. Иногда в этих поисках шаман проходит через три неба или девять небес. Он торгуется с богами, обещая им жертвы, или борется с враждебными духами. Если ему удается найти душу и донести ее до больного, то наступает исцеление. Это — простейшая модель всех религиозных концепций: обращение к «миру горнему» для решения иначе неразрешимых проблем нашего мира находится в основе любой из них.