Согласно пуританской идеологии, прилагать земные масштабы «справедливости» к действиям Бога — бессмысленно и оскорбляет его величие. Точно так же бессмысленно думать, что человек способен своими делами изменить решение Бога — это значит думать, что человек способен ограничить Его свободу. «Избранные», согласно Кальвину, составляют незначительное меньшинство, обычно в пуританской литературе они называются «святыми». Их избранность открывается им в процессе особого переживания, называемого «вторым рождением». Но и потом всякая встреча Бога и человеческой души полностью исключается ввиду абсолютной трансцедентности Бога для твари. Общение Бога с избранными Им осознается ими и осуществляется только благодаря тому, что Бог действует в них. Успех в их мирской деятельности (независимо от ее цели) является единственным подтверждением избранности. Таким образом, работа для них отрывается от обычных человеческих целей и приобретает характер религиозного служения. Основным переживанием «святых» было ощущение пропасти, отделяющей их от остального человечества, «обреченных». С другой стороны, их обычно не оставляли мучительные сомнения в подлинности их избранности, которые был способен устранить лишь успех в их делах. Здесь и лежит разгадка таинственного феномена — как фаталистическая идеология кальвинизма породила такой необычайный подъем энергии: английская революция XVII в., промышленная революция в Англии, создание Соединенных Штатов. Пуритан самих поражало это явление. Проповедник из Массачусетса Джон Коттон писал: «Есть удивительная комбинация добродетелей, смешавшихся в каждом истинном христианине. Это прилежание в мирских делах и в то же время состояние смерти для мира. Тайна, которую не может постичь не переживший ее». Пуританин обитает как бы в чужой земле, его дом — вне его жизни, грех уничтожает почти всю радость мира. И все же он должен быть полезным и надежным членом мирского общества, семьи, церковной общины. В поучениях указывались пути отстранения «святого» от мира. Красота в церковном обряде обличалась как «завораживающая совесть». Во время правления Кальвина в Женеве запрещались песни, танцы, семейные праздники (12). Родителям внушалось, что они не должны слишком любить детей, слишком привязываться к ним, всегда быть начеку, чтобы удерживать их на расстоянии. Даже буквари пуритан были наполнены упоминаниями о бренности жизни. Например, на букву «К» был стих: «Ксеркс умер, хоть был он великий царь. Умрешь и ты, как вся прочая тварь». И множество подобных изречений (13).
Идея воплощения Бога, как некоторое глубинное соприкосновение Бога с миром, была чужда кальвинизму. Христология в нем была развита очень слабо, оно было гораздо ближе Ветхому Завету, это видно хотя бы по числу цитат. Во время правления Кромвеля один из его сподвижников, полковник Гаррисон, предлагал даже ввести в Англии Моисеев закон. При Кальвине в Женеве стали исчезать традиционные женевские имена — Амадеус, Клавдий — и появились Мордохеи, Мельхиседеки, Захарии (14).
Конечно, Реформация и идеология технологической цивилизации не находятся в таком простом взаимоотношении, как причина и ее прямое следствие, да такое вряд ли и бывает в истории. Видимо, это был сложный, многокомпонентный процесс. В XVI и XVII веках параллельно протестантизму развивалась идеология механистической концепции мира, скорее всего воздействие было взаимным. Так, Мерсен мечтал заменить «Подражание Христу» «Подражанием божественному Инженеру», Гоббс сравнивал человека с автоматом, а государство — с «искусственным человеком» и т. д. Сама Реформация опиралась на такие более ранние течения западноевропейской культуры, как «немецкая мистика», многочисленные еретические движения. Тем не менее в этой сложной мозаике протестантизм выделяется как центральная идеологическая концепция, связанная с первым этапом развития идеологии технологической цивилизации. Вряд ли можно сомневаться в том, что технологическая цивилизация является духовным движением, имеющим религиозные корни, и эти корни ведут в протестантизм и кальвинизм. В дальнейшем религиозное мироощущение в ней ослабло и даже полностью выветрилось, его место заняла мистика «мертвого мира», мира машины.
То влияние, которое идеология протестантизма оказала на развитие технологической цивилизации, обсуждалось неоднократно — правда, обычно применительно к определенным аспектам этой цивилизации. Наиболее известна цитированная выше работа М. Вебера (7). В ней показано, как протестантская (в основном кальвинистская) этика помогла сломать «традиционный» тип мышления, ориентирующий труд и социальную деятельность на достижение реальных человеческих целей, чтобы утвердить идеал экономической деятельности как «служения» (сначала религиозного), как самоцели, как бесконечного, ничем не ограниченного процесса.