Читаем Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» полностью

Овцам же словесным пасомым: от своих пастырей слушати поучателных их словес, предлагаемых от Божественных Писаний, и самих их почитати, яко детем отцев, и яко удесем главу, и во всем повиноватися им по апостолу, глаголющу: «Братие, повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся, (Л. 69 об.) тии бо бдят о душах ваших, яко имут воздати слово Господу о вас в день судный»[952]. С еретикы же[953] не сообщатися, ни любитеся[954]: врази бо суть Божии и веры православныя. Кто же суть еретици? Вси, не общащиися Святей Кафоличестей Церкви, суть еретици. Кафолическая же Церковь едина: Православная, Восточная. Еретичестии же, аще и нарицаются «церкви», но не суть, но сонмицы суть.

12[955]

Всем православным христианом: жити благочестиво по отцепреданым Святыя Восточныя Церкве догматом в чистоте и трезвости. Заповеди Божия хранити и во церковь Божию неленостно прибегати, аще можно, со всеми своими домочадцы, паче же в недели и праздники; церковнаго всякаго последования отнюдь не оставляти; пришедшым же стояти со благоговением, и молчанием, со вниманием же, и сокрушением сердца, молящымся о гресех своих, и слушати словес, прочитаемых от писаний, святых отец собраных, (Л. 70) и теми душу свою питати. Латинских же, и лютерских, и калвинских прелестных всяких учений и обычаев тлетворных весма не приимати, ниже како либо сообщатися с ними, но яко скверны гнушатися их и отвращатися. Аще убо приобщаяйся неприобщену не приобщен есть, по правилу 45 святых апостол[956], колми паче еретиком сообщаяся или содружествуя отлучению достоин от Святыя Церкви и от христианскаго сообщения и соклевретства!

13

Всякаго чина сущым православным христианом: царя православнаго почитати, любити и боятися его: «не туне бо меч носит»[957], и страх его не на погибель, но паче на спасение, от еже бо, еже боятися царя, раждается и еже боятися Бога и творити волю Его святую; воля же Божия раждает, еже комуждо жити трудолюбно: пищу, и одежду, и прочыя потребы стяжавати от своих трудов, или рукоделий, или от иных каковых приобретений, но праведных (от нихже и дар Богу (Л. 70 об.) приносити, и милостыню творити по силе: милуяй бо нища, взаим дает Богу; таже и священником и прочым церковником, яко служащым Церкви и о всех православных молящымся, подаяти), а не от хищения, и грабления, и проклятаго мздоимства, и лихвы, сиречь росту, или якова либо насилства стяжаная. За сим (или, паче, прежде сих всех) никому ничим должным быти, наипаче же делающым что либо мзду всецелую отдаяти без умаления и продолжения: удержаваемая бо мзда кричит, и вопли ея входят в уши Господа Саваоф. Яко убо «убиваяй ближняго, отъемляй поживление, и изливаяй кровь» судится[958], тако лишаяй или уемляй, рекше, умаляяй мзду делателя и зде казним бывает от Бога, и в будущем веце. Грех бо сей есть присно от Бога отмстителен. За сим и сами между себе[959] друг друга, паче же святых домов – церквей и монастырей – не обиждайте. К селом и домом своим границ, сиречь меж, не прелагайте, и соседних нив, и домов (Л. 71) к своим не присовокупляйте, и обидящым иныя воспрещайте: «Не бо едини вселистеся на земли». «Увы же присовокупляющым село к селу и дом к дому, да ближняго что отимут». «Запустошатся[960] бо велиции и добрии доми, – глаголет Господь Саваоф[961], – и не будут живущии в них»[962]. Не моя суть сия словеса, но Самаго Бога, чрез Исаиа пророка глаголющаго.

14

Князи, и боляре, и вси учинении судие земстии: праведно суд судите. Изимити обидима из руки обидящаго, разсмотряйте между винным и невинным опасно, никого щадяще в суде, ни богата, ни убога не стыдящеся, ниже боящеся лица силных. Сам убо глаголет Бог: «Не судите по лицу, но праведен суд судити»[963]. И «творяй неправеднаго праведна, проклят есть, мерзок же и ненавистен от Господа»[964]. Суд бо праведный – суд есть Божий, зане «Бог праведен есть и правду возлюби»[965]. А неправедное суждение – сатанинское есть угождение. «Творяй же и любяй неправду, ненавидит свою (Л. 71 об.) душу»[966]. Ниже убо мздою очеса своя ослепляйте: «Мзда бо и дары слепят очи и мудрых»[967]. И любящии дары – общници суть татем и разбойником[968]. И «увы неправеднаго оправдающым даров ради»[969]. Зде убо дароприемцев вещественый[970] огнь домы пожигает, в будущем же и сами дароимцы в неугасном огни горети будут вечно.

Емлющии оброки и дающии иным: не творите в приятии излишества[971] и во отдатии умаления[972], ниже продающий и купующий – неправды в лактех, или аршинех, в мерах, в черпалах, в весах, в фунтех, пудех, безменех и подобных, яко еже в ину меру или вес купити, в ину же продавати. Но да будет вам всякая мера, черпала, рекше корцы, ковши, и весы, и лакти праведни и едини, в яже приимати и отдаяти, куповати и продавати: вес бо и мера сугубая мерзостна пред Господем, и творяй, и употребляяй тая.

15
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука