Читаем Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» полностью

Два началства величайшая устрои Бог на земли – священство, глаголю, и царство: ово убо Божественным служащо, ово же человеческими владущо и пекущося. От Единаго бо и Тогожде началства обоя сия происходят к человеческаго жития украшению. Царство убо власть имать точию на земли, еже между человекы праведныя суды управляти; защищения обидимых и отмщения обидящым творити; царства разширяти; от врагов иноплеменных обороняти; Церкви Святей Православней во всяких случаех и требах[907] помощь подаяти, наипаче же еретикы, и расколникы, и всякыя наветникы отгоняти; злодеи укрочати[908] и наказовати; добродетелным благотворение, и похвалу, и подобная показовати; судии поставляти и тыя, неправедно (Л. 64 об.) судящыя, возсуждати и отмщати[909]. Священство же власть имать и на земли, и на небеси: еже убо «яже свяжет на земли, будут связана и на небеси, и яже разрешит на земли, будут разрешена и на небеси»[910].

Мерность наша благодатию Всесвятаго и Всесовершителнаго Духа учинен есть архипастырь, и отец, и глава всех: патриарх бо есть образ Христов и глава всех. Убо вси православнии сынове мои суть по духу – царие, князи, велможи и силнии, воины и простии, богатии и убозии, мужие и жены, всяк возраст и чин правоверных: «моя овцы суть и знают мя», и гласа моего архипастырскаго слушают, и аз знаю их, и душу мою должен есмь полагати[911] за ня, иже и последуют мне. «Чуждему же гласу не последуют, но бежат от него, яко не знают чуждых гласа»[912]. О всех сих имам дати слово Богу в День правосудия Божия, аще и един [от] врученных мне погибнет, аще умолчу и слова, архиерейству моему должнаго, не изреку, и яковая ли бо (Л. 65) видя в ком неисправления или самочиния, паче же безчиния и погрешения, умолчу: глаголати бо и пред цари свободноустно и не стыдетися долг имам. Не слушающии же гласа моего архипастырскаго не нашего суть двора, не суть от моих овец, но[913] козлища суть, волкохищина суть, о нихже в пасомстве вины не имам, зане долг мой отдах, слово рекох и волю Господню всем возвестих – сие убо мой есть долг[914]; послушати же или ни – ваше и оных есть. Слушаяй бо мене Христа слушает, а отметаяй мене и не приемляй глагол моих, рекше не слушаяй мене, Христа Бога отмещет и не слушает, яко сам Христос рече: «И слово[915], глаголаное от Мене, оно судити имать в День Судный»[916]. Аз же чист есмь от погибели не слушающих: не обинуяся бо, елико возмогох, всем сказах.

Того ради убо[917] потщахся, в первых, царем благочестивым, яко помазанником Господним, таже архиереем, архимандритом, игуменом, иереем, и монахом, и прочым церковнаго чина, (Л. 65 об.) и мирскаго сословия чиновником, и всем православным христианом потщахся[918] предложити увещания, нужная ко спасению, о еже како подобает быти в соединении святыя веры и согласии церковнем по восточному благочестию, и поучатися закону Господню день и нощь, и творити заповеди его, и любезно со друг други единоверным жителствовати. Вижду бо некыя, кроме закона, и заповедания, и предания своеволно[919] ходящыя, и уклоняющыяся в чужестранныя некыя обычаи, паче же прелести еретическыя, и содружествующыяся, и сообщащыяся с самеми ими, еже аще в начале, яко быль малая, не искоренится, удобно в великое возрастает; и яко древо, вкоренившееся, и со многим трудом не истерзаемо, но секирою таковое гнева Божия безвременно[920] посекаемо бывает. О сем сия возвещения моя, яже и постлашася написанно в числе двадесяти четырех увещаний.

(Л. 66)

Первое[921]

Архиереем, приимшым от Господа чрез мерности нашея хиротонию, священнослужение и строение Священных Таин: в первых, подобает правити право слово истинны и жителством своего архиерейства быти образу во всех ко всем. Чины же и предания древняя церковная, от святых отец преданая, хранити непретворно и ненарушно, а нововводных чужестранных обычаев, помалу вкрадывающихся тайно во Святую нашу Православную Восточную Церковь от еретиков – латин, и лютеров, и иных, – не приимати и учение их всякое возбраняти и не попущати. За сим своея епархии, коемужду врученую ему паству, наипаче же иереи поучати закону Господню и прилежное попечение творити о их спасении, да не нерадением коего погибнут души их.

Второе[922].

Архимандритом, и игуменом, и иереем, и всем священнаго чина и мирскаго сословия (Л. 66 об.) христианом: почитати архипастыря своего, коеяждо епархии, яко главу, и яко образ Божий носящаго, и возвещаемая от него по заповедем Божиим творити, и любовь нелицемерну к нему имети, яко апостоли ко Христу.

Третие[923]
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука