Что же касается характера Екатерины, думаю, что он выяснится из ее поступков. Царствование ее было счастливо и блестяще для нее и двора; но конец его был особенно гибелен для народа и империи. Все пружины управления попортились: каждый генерал, каждый губернатор, каждый начальник округа сделался самостоятельным деспотом. Места, правосудие, безнаказанность продавались за деньги: около двадцати олигархов разделяли между собой Россию под покровительством фаворита, они или сами грабили государственные доходы, или предоставляли грабить другим и оспаривали друг у друга добычу, захваченную у несчастных. Случалось, что их слуги, их крепостные даже в короткий срок достигали значительных должностей и богатств. Иной, получая всего триста-четыреста рублей жалованья, увеличивал его посредством взяточничества настолько, что строил около дворца пятидесятитысячные дома. Екатерина, и не помышлявшая разыскивать нечистые источники этих эфемерных богатств, кичилась, видя, как столица украшается у нее на глазах и рукоплескала необузданной роскоши негодяев, считая ее доказательством благоденствия под своим владычеством. Никогда, даже во Франции, грабеж не был таким всеобщим и таким доступным. Всякий, через чьи руки шли казенные деньги на какое-нибудь предприятие, нагло оставлял себе половину и делал потом представление о получении добавочных под предлогом недостаточности отпущенных сумм: ему опять давали то, что он просил, или предприятие останавливалось. Большие воры сами участвовали в дележе награбленного мелкими и были их соучастниками. Крупный чиновник знал приблизительно, сколько дает секретарю каждая его подпись, а полковник без колебаний толковал с генералом о барышах, получаемых им с полка[90]).
Начиная с самого фаворита и кончая последним чиновником, все смотрели на государственную собственность, как на мачту с призами, которые надо достать, и бросались на нее с тем же бесстыдством, с каким чернь бросается на выставленного ей быка. Одни только Орловы, Потемкин и Панин занимали свои места с известным достоинством: у первых проявились некоторые способности и огромное честолюбие; у Панина же было больше достоинств: он был образован, любил родину и был добродетелен. Вообще же ничто не сравнится с ничтожеством сильных мира сего за последние годы царствования Екатерины: лишенные знаний, убеждений, возвышенных чувств и честности, они не имели даже той хвастливой чести, которая так же далека от истинной честности, как лицемерие от добродетели; бесчувственные, как колоды, лихоимцы, как мытари, хищные, как лакеи, и продажные, как субретки в комедиях, они были, по истине, сволочью империи. Их прихвостни, креатуры, их лакеи и даже родня обогащались вовсе не от их щедрот, а с помощью притеснений творимых их именем, и торговли их кредитом: впрочем, и их самих обворовывали так же, как они обворовывали казну. Все услуги им, вплоть до самых низких, оплачивались государством: часто их слуги, шуты, музыканты, личные секретари и даже гувернеры детей получали вознаграждение из какой-либо казенной кассы, бывшей в их заведывании. Некоторые из них покровительствовали талантам, уважали достойных людей; но ни те, ни другие не обогащались около них: они им ничего не давали, не столько из жадности, как по полному отсутствию склонности к благотворительности. Только став шутом, можно было снискать их милость, и, сделавшись мошенником, извлечь из этого выгоду.
Поэтому должностными лицами и людьми сильными были в это царствование почти исключительно выскочки. Новые князья и графы роями родились на праздниках Екатерины, в то самое время, как во Франции стремились совсем отменить титулы. За исключением Салтыковых, ни одна знатная семья не была в милости. Нигде в других странах, кроме России, в том не было бы беды; но для нее это сущее несчастье, потому что там богатая знать — единственный образованный класс, в котором встречается чувство чести. К тому же все эти новые люди оказались такими голодными пиявками, что их пришлось накачивать самой чистой кровью государства и потом народа. Частая смена королей не ложится тяжестью на государство, наследующее им, но постоянные смены фаворитов и правителей, обогащающихся и уносящих с собой его сокровища, несомненно, истощили бы всякую страну, кроме России. Сколько миллионов пошло на то, чтобы осыпать богатствами одного за другими двенадцать официальных фаворитов? Сколько понадобилось, чтобы обогатить и превратить в вельмож всяких Безбородко, Завадовских, Морковых и многих других, настолько многочисленных, что всех их и не назовешь? Орловы, Потемкины, Зубовы, не стали ли они богаче королей? И даже те, что торговали их подписями и заведывали их разнообразными увеселениями, не стали ли и они богаче самых удачливых торговцев Европы?[91]).