Губернатор посмеялся такому предложению, знав его к тому недостатки, но хотел видеть, что это будет за речь. Сказав ему свои мысли, какого содержания она быть долженствует, приказал, когда напишет верно, то чтоб показал ему. Сей в самом деле на другой день поутру очень рано явился с своим сочинением. Сие было сущий вздор, ни складу, ни ладу не имеющий. Он ему, сделав свои замечания, велел переделать и принести в тот же день ввечеру. Он исполнил; но и по вторичном прочтении нашлась самая та же нелепица. Итак, видя, что из однодворческих собственных мыслей и трудов ничего путного не выдет, а речь непременно иметь хотел, то и приказал он ему придти к себе в кабинет в наступающий день до свету. Он в назначенный час явился. Державин, посадя его, велел ему под диктатурою своею писать речь по собственному своему расположению и мыслям, которые он в течение дня в голове своей собрал и расположил в надлежащий порядок. Но как однодворцу не было приличного места, где бы ему ту речь по состоянию его сказать можно было (ибо в церкви нельзя, для того что он был не церковнослужитель; в школе также невместно, ибо не был ни учитель и ни по чему не принадлежал к чиновникам сего заведения), а для того выдумал, чтоб он на таком месте сказал ее, которое может принадлежать всему народу. Вследствие чего приказал ему переписать ее набело, и на другой день, то есть накануне уже праздника, тоже поутру рано, явиться к нему в кабинет. По исполнении сего, пересмотрев и переправив еще, приказал ему, чтоб, когда процессия духовная будет возвращаться после освящения училища в собор, то чтоб он, останови ее, начинал свою речь, которая начиналась таким образом: «Дерзаю остановить теби, почтенное собрание, среди шествия твоего» и проч.
Сие в точности так было исполнено. Когда преосвященный со всем своим духовным причетом, отслужа молебен и окропя святою водою классы, хотел с собранием всех чинов выдти из училища, то однодворец остановил его вышеписанным началом речи; и губернатор, тотчас подступя, (пригласил) их в училище, где уже и говорена была речь перед портретом Императрицы порядочно; но при том месте, где он предавал в покровительство Государыне сына своего, жена его, стоявшая за ним с малолетним его младенцем, отдала ему оного, а он положил его перед портретом, говоря со слезами те слова, которые там написаны. Сие трогательное действие так поразило всех зрителей, что никто не мог удержаться от сладостных слез, в благодарность просветительнице народа пролиянных, и надавали столько оратору денег, что он несколько недель с приятелями своими не сходил с кабака, ибо также любил куликать. Речь сия послана была к наместнику и оттоль натурально в Петербург к Императрице, где привела Государыню столько в умиление, что она от удовольствия пролила слезы, и вообще такое произвела во всех удивление, что прислан был от графа Безбородки курьер, и именем Императрицы приказано было однодворца (привезти) в Петербург: ибо тотчас усумнились, каким образом можно было простому мужику иметь такие чувства и сведения, каковые в той речи оказались и каковых от лучших риторов ожидать только можно. Сие происшествие, а притом и успехи, тотчас показавшиеся отучения, как то, между прочим, например, что чрез несколько месяцев появилось во всем Тамбове в церквах итальянское пение. Это было сделано так, что один придворный искусный певец, спадший с голоса, служил секретарем в нижней расправе и в состоянии был учить класс вокальной музыке. А как известно, что купечество в России везде охотники до духовного пения, то губернатор, прибавя сказанному секретарю несколько жалованья из приказа общественного призрения к получаемому им из расправы, велел учредить певческий класс по воскресеньям для охотников; то тотчас и загремела по городу вокальная музыка. Забавно и приятно видеть, когда слышишь вдруг человек 400 детей, смотрящих на одну черную доску и тянущих одну лоту. А как и другие науки (как-то арифметика), чтение и писание прекрасное показались по городу, и сенаторы граф Воронцов и Нарышкин, в начале 1787 года осмотревшие губернию, подтвердили народную похвалу Императрице относительно правосудия, успешного течения дел, безопасности, продовольствия народного и торговли, также приятных собраний и увеселений, так что начало знатное дворянство ни токмо в губернский город часто съезжаться, но и строить порядочные домы для их всегдашнего житья, переезжая даже из Москвы; то все сие и возродило в наместнике (т. е. гр. Гудовиче) некоторую зависть.
Сие прежде всего приметно стало из того, что он зачинал к себе требовать и брать артистов, против воли губернатора и их самих, в Рязань для устройства там театра и прочих увеселений, — как-то машиниста, живописца и балет, мейстера, которых губернатор старанием своим выписал и содержал разными вымышленными им без ущерба казны и чьей-либо тягости способами, как то выше явствует…
«Записки».
БЮРОКРАТИЯ ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II