Русский Бог (СИ)

          Не было в тогдашней России человека более уродливой наружности, чем поэт Пушкин.   Роста пять вершков, с кривыми, колесом, ногами, изогнутыми в стопах и кистях пальцами, вздутыми, как у крупнорогатых, суставами, наклонным латинской «эс» позвоночником, отвислым, вдавленным вверху, неравномерно вздутым снизу большим животом, оттопыренным назад тяжелым, почти женским тазом, с впавшей укороченной плоской грудью,  крайне короткой, затянутой в плечи шеей, непропорционально крупной головой с развитым лицевым отделом и узким лбом.  Лицо в середине правильное, нос маленький и расплющенный, картошкой, губы толстые, вывороченные карие глаза навыкат, глубокие морщины над бровями, никчёмные во все щёки бакенбарды, кудрявая густая шевелюра ,цвет кожи тёмный, ладони огромные, мужицкие, по-африкански белёсые.  В публике Пушкин был известен лёгкими скабрёзными, виртуозными по сжатости, точности и сочетаемости слов, стихами, писанными на злобу дня. написал Пушкин и ряд поэм, сюжеты которых при разборе оказывались ворованными у западных авторов. Особенно Пушкин любил Байрона. У него он позаимствовал  фабулы «Кавказского пленника», «Цыган», «Бахчисарайского фонтана» , « Графа Нулина»; поэму  «Евгений Онегин», которую ради оригинальности автор назвал романом в стихах, Пушкин писал с «Чайльд-Гарольда».  «Домик в Коломне» написан под влиянием «Германа и Доротеи» Гёте, в «Полтаве» за версту виден шиллеровский Мазепа.  Из так называемых маленьких трагедий «Пир во время чумы» взят у Боккаччо, « Каменный гость» -переработанный античный сюжет о милетской вдове, «Моцарт и Сальери» и « пиковая Дама» - из старинных салонных выдумок, «Скупой рыцарь» - зарисовка на до боли известную тему, где чувствуется и Шейлок Шекспира и Исаак Вальтера Скотта. В прозе, в повести «Капитанская дочка», Пушкин подражал тому же Вальтеру скотту, в «Дубровском» - известному итальянскому роману того времени «Ринальдо Ринальдини» и         «Роб Рою» опять же Вальтера Скотта, писателю, который наравне с Байроном, был необычайно популярен в России того времени.  Более оригинален получился Пушкин в поэме «Медный всадник», но и это «милетская вдова» в минорном варианте или чуть изменённый «Каменный гость». По настроению «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии» близки к итальянским новеллино.  Пытался Александр Сергеевич подвизаться и на исторической ниве, но его исследования о пугачёвском бунте и о Петре I,увы, научной ценности не представляют.  Если подходить формально, то ничего нового Пушкин в мировую литературу не внёс. У него другая заслуга. Подобно Петру Великому, перенесшему основы европейской государственности на квёлое российское Нечерноземье, распространившему законы крошечной Голландии на огромный евразийский материк, Пушкин, не особо бережно, но по-своему и по-русски, пересадил в Россию цветок иностранной изящной словесности. И как не удивительно, несмотря на холода, метели и московских медведей, иностранный цветок прижился и дал сначала робкие, а потом всё более сочные плоды. Иностранец быстро стал нашим, надел сапоги, порты и косоворотку, и уже в 1830-ому году никто, включая самых неистовых западников, как Грановский и Белинский, не мог отрицать наличия в России русской национальной литературы. Согласимся, сочинения Сумарокова, Кантемира, Новикова, Ломоносова, Екатерины II и других авторов XVIII  века серьёзно воспринимать невозможно. Фонвизин, Радищев и Державин есть только проблески национальной литературы, но ещё не сама она. Пушкин адаптировал для России европейские сюжеты и вложил в уста образованной отечественной публики новый обогащенный невообразимой фантазией русский язык. Так виртуозно и блестяще, как писал Пушкин, после него в Росси двести лет, а может быть и много больше, не будет писать никто.  После Лермонтова, так же заимствовавшего сюжеты, и так же, в основном у Байрона, великая русская литература перестала воровать. Отечественная литература создала собственные фабулы, заплатив богатством и выразительностью языка. Достоевский и Толстой мыслили глубже Пушкина, но чувствовали и писали хуже. Бунин пытался возродить искромётный язык Пушкина, но исторически неудачно, помешала дурацкая революция 1917 года. Шолохов, подобно Пушкину, явился самородком в языке, но страдал донским просторечием.  После Шолохова русский язык умер. Сказать, что кто-то из современных авторов, более чем талантливый журналист, значит, смеяться.