Русский Бог (СИ)

- Поэт Александр Пушкин поздравляет ваше величество с коронацией. Долгих лет счастливого царствования! Да приумножится процветание России с Николаем Первым! – льстиво заговорил Пушкин ,сгибаясь в поклоне. Он был в чёрном сюртуке с серыми панталонами, на шее – белый шарф в крупный белый горошек.

-  А вот ещё один декабрист! – протянул император.- Доставлен из Михайловского?

- Так точно, ваше величество.

   « …У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки…

 Витийством резким знамениты,

Сбирались члены всей семьи

 У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи…» – насмешливо процитировал Николай 10-ую главу « Евгения Онегина».

- «Друг Марса, Вакха и Венеры,

Им резко Лунин предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал,

Читал свои новеллы Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал…- дочитал за царя Пушкин. Последние две строки прозвучали неожиданной решительностью.

          Николай передал камердинеру сброшенную ритуальную для помазания на царство одежду, остался в генеральском мундире:

-Выходит, Пушкин, ты принял участие в возмущении 14 декабря, если б был в Петербурге?

- Непременно, государь. Все друзья мои состояли в заговоре, и я не мог не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие в столице в тот день спасло меня,- уверенно, но с поклоном отвечал Пушкин.

Государь скривил губы:

- Довольно ты подурачился, Пушкин, надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не станем. Отныне ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь. Я сам буду твоим цензором. Запрет, наложенный братом Александром, с тебя снимаю. Живи в обеих столицах, но жён ни петербургских, ни московских, ни девиц больше не трогай. Советую найти себе приличную жену и, наконец, успокоиться и не позорить ни себя, ни род свой, ни отечество. Денег на женитьбу я дам.

Пушкин учтиво, пряча ироническую улыбку, наклонил голову.

- Кстати, эта эротическая гадость, что распространяется в черновиках в столице», Гаврилиада», не твоего пера?

- Избави господь, государь!

- Смотри. Там этот архангел Гавриил всех просто подряд… насмешка над Священной историей. Синод возмущён. Хорошо… Над чем сей день работаешь?

- Хочу поэму «Пророк» сочинить, государь.

-И как?

- Есть начало.

- И о чём писать будешь?

- О России.

                                                  * * *

          Сейчас мы расскажем о случае, старательно замалчиваемом современными историями. Слишком много странного, неясного, страшного открывалось в нём, что неизвестным казалось, с какой стороны подойдёт к нему, как списать то или иное в теоретическую схему. Дело в том, что случай этот не входя ни в одну из известных исторических концепций, строго делящих события на за и против. Черное и белое, прогрессивное и регрессивное, полезное и вредное, стоял над ними, верно указывая на преимущества жизни над мышлением. Нигде так остро, как здесь, в истории декабристского движения не открыта его противоречивость, высокое благородство и подлая низость составляющих его характеров, недосягаемая духовность и инфернальная материальность сочетаемых событий.  Одновременно тут же обнаруживается мостик от дворянских котурнов к сапожищам разночинцев, от блеска дуэльно-шпажного заговорничества русского офицерства к глухим ударам топора Раскольникова в затхлом петербургском подъезде, к воплям жертвы од удавкой Нечаева на грязной речке с осклизлыми берегами, историческим выстрелам из дешевенького револьвера Засулич, сходкам под синей лампой товарищей Ильича. История, что весеннее половодье, она создаёт законы и не соблюдает их; как мощный бурлящий поток, сносящий в своём движенье хрупкие крестьянские мостики, уносящий рыбачьи лодки, превращающий прибрежные хижины в плывущие, коробящееся и разваливающиеся на ходу острова цунами истории несёт людей и события, безжалостно перемешивает их холодной кистью шулера, создаёт всё новые, влияющие друг на друга и постоянно повторяющиеся комбинации, и разрушает то, что мнилось, утвердилось навсегда.

          Иван Иванович Сухинов происходил из крестьян. В 1817 году он получил дворянство, и его произвели в офицеры. В декабристской движении придерживался он крайних взглядов. Расстрел царской семьи и концлагеря для инакомыслящих виделись ему полумерой.  Входя в Общество Соединенных Славян, участвовавшие на ассоциативных правах в Южном тайном обществе, Сухинов отстаивал панславянизм, рюриковство и экспансию на запад и юг.  Предлагал огнём и мечом раз и навсегда очистить Русь от неметчины и прочих инородцев.  Когда декабрист Ипполит Муравьёв-Апостол, бежавший с Сенатской площади на юг, поднял Черниговский полк, с тем чтобы поддержать разгромленное выступление товарищей. Сухинов не колеблясь, примкнул к бунтовщикам.  Он  руководил освобождением Пестеля, Сергея и Матвея – Муравьёвых-Апостолов, Бестужева-Рюмина, заключённых по доносу Майбороды в Трилесской избе.  Вместе со священником Даниилом  Кайзеров  Сухинов составлял  революционный «Катехизис»:

«Вопрос. Какое правлении сходно с законом Божьим?

Ответ. Такое, где нет царей. Бог создал нас всех равными и, сошедшими на землю, избрал апостолов из простого народа, а не из знатных и царей.