Русский Бог (СИ)

- Божья коровка! – хмыкнул молодой лысоватый парень, но стоявший рядом длинный жердевидный арестант остановил его – Старшой ещё не сказал своего веского слова.

          Арестанты глядели на Александра, как на заморское диво в зверинце. По-видимому, камера пополнялась не часто. Отсутствие каких-либо значительных интересов делало новоприбывшего предметом долгоиграющего интереса. Арестанты с жадностью любознательности ждали от Старшого определения судьбы новичка.

- Косой!- позвал Старшой одного из арестантов, вертлявого колченогого парня с выбитым глазом.- А посмотри, Косой, глаза у бродяжки белёсые?

          Косой поглядел, дыхнув на Александра махрой и гнилым луком.

- Белёсые, Старшой…

- То-то я и гляжу, что белёсые,- протянул Старшой.- А белёсые глаза у кого бывают, Косой?

-Не знаю, - Косой зашмыгал носом, зачесался.

-Ну! – Старшой вывернул Косому руку.- У кого глаза белёсые?

- У пидарасов…- сказал Косой.

-Правильно. По глазам его белёсым вижу, бродяжка-то пидарас!- сказал Старшой.- Белёсость верный знак.

- Так что ж это, братцы?!- забеспокоился, затравленно озираясь Александр, страх его перед арестантами становился всё более животным. – Я же по-божескому, по-человечески… Я греха никому не творил… Я ж, ежели по правой щеке ударят, левую подставлю…

- А я тебя оп обеим ухам бить стану… по обеим. И справа, и слева торцану! – сказал Старшой.

          Окружавшие его арестанты смеялись каждой шутке Старшого, смех их походил на ржание лошадей, смешанное с поросячьим визгом.

- Что же вы, не христиане?!- спрашивал Александр.

-А пидарасы христиане?- ехидствовал Старшой.

- Да не белёсые глаза у него, не бёлёсые, а синие,- вступился за Александра молодой хлипкий арестант.

- Смотри, как бы у тебя самого они  белёсыми не оказались! – пригрозил Старшой. – Пидарас бродяжка, Робята! Опускай!

 С воплями «Опускай!» арестанты навалились на жалостливо ползавшего на коленях Александра:

- Христом Богом молю! Ни за что ведь! Я же вам ничего не сделал!

- Ещё б ты мне че-нибудь сделал! – сказал Старшой, загибая Александра.

Около параши находилась заблёванная железная перегородка, отделявшая сортир , через неё и перекинули Александра. Четверо держали навытяжку руки, четверо ноги. Развязавший мотню Старшой, пошёл насиловать первым.

- Как назовём-то?

- Светкой. Пётр- Катька, а этот будет Светкой.

- Старшой говорит, глаза у него белёсые. А у кого белёсые – пидарас.

- А у Петра зелёные тогда были…

- Жопа-то мягкая, неработящая…- переговаривались арестанты.

Когда Александра насиловали, он плакал, извивался червяком, причитал:

-Ребята, да что вы нехристи?! Нерусские что ли?!

 Ослабнув, он перешёл в истерику и, рыдая, хохоча, дергаясь всем телом, заорал:

- Я же – царь, сукины дети! русский царь! Как стоишь, сволочь! Русский царь я, Александр Павлович Романов!

Александр почувствовал, что его отпустили. Он бессильно свалился на пол.

- Грех, братцы, больного трогать… дурак, он ребята…

- Говорили, крестясь, смотря на него,  арестанты

- С головой у него…Дурак!...- подтвердил Старшой.

- Грех, дурака-то…дурак! Дурак!- неслось от арестанта к арестанту.

                                                  *  *  *

         Анна Истомина и кордебалет Загородного театра танцевали анданте из балета Люлли «Триумф Любви» Действие происходило в гостиной Трубецких. Здесь на ярко освещённой многочисленными свечами импровизированной площадке и позволили играть артистам. Звучал оркестр из восьми музыкантов. Белой бабочкой летала Истомина, её партнеры – мужчины танцевали в синих с позолотой костюмах. В полутёмном  зале расположились зрители – человеку двадцать заговорщиков, те же, что и были прежде, присутствовали и новые лица; в военной форме в свитском.

          Когда сцена кончилась, и слуги принесли ещё свечей, чтобы осветить зал, хозяйка дома Екатерина Трубецкая в блестящем вечернем платье, строго подчёркивающем её прямую фигуру, венчавшуюся  прической а-ля Бабетта, приподнялась с кресел.

- Господа, вы посмотрели мой маленький сюрприз, который я и загородная группа преподнесли вам, дабы веселой шуткой скрасить чрезмерную серьёзность ваших мужских собраний… Даже мой муж находился в неведении…

Публика зааплодировала…

- Браво, Катишь! – крикнул кто-то.

- прекрасный номер! – подхватил Сергей Трубецкой, наряженный  в великолепно сшитый генеральский мундир с наградами за Отечественную войну и заграничный поход 1813 года – Но в следующий раз следует предупреждать о своих инициативах… В балетной труппе есть ряд нежелательных для меня лиц. Будем надеяться, что на этот раз всё обошлось… Ну что, господа, не будем терять времени?!

          Офицеры и свитские подтянулись к Трубецкому. Послышался громкий шёпот:

- Пусть Никита муравьёв скажет…

- Наболело.

- С нами совсем не считаются!

-Давай, давай, Никита!

          Никита Муравьёв, молодой человек лет тридцати, затянутый в серый фрак, выступил вперёд:

- Сергей Петрович! Группа участников Общества желает сделать заявление.

-Пожалуйста. Я  не против, господа… - напряженно отвечал Трубецкой, предчувствую попытку подрыва его власти и авторитета в Тайном обществе.