Художник хорошо владеет… шилом —
Тьфу! — кистью я хотел сказать.
Какие ни выкидывай курбеты,
А все-таки, друг милый, не Курбе ты.
Едва ль придет художнику охота
Когда-нибудь писать его портрет:
На свете прозябая много лет,
Он сам похож на копию с кого-то.
Имея многие таланты,
К несчастью, наши интенданты
Преподозрительный народ.
Иной, заслыша слово «ворон»,
решает, что сказали: «Вор он»,
И на его, конечно, счет;
А если кто проговорится
Невинным словом «воробей»,
Он начинает сторониться,
Поймавши звуки: «Вора бей».
Природа манит всех к себе, но как?
По-своему глядят все на щедроты неба…
В лесу густом сошлись богатый весельчак
И нищий, без угла, без паспорта и хлеба.
Невольно странники замедлили свой путь,
Увидя пышный лес, но думали различно:
Один: «Ах, здесь в лесу отлично отдохнуть!»
Другой: «Ах, здесь в лесу повеситься отлично!»
«Я дом купил!» — «Ах, очень рад!»
«Постойте радоваться: вскоре
Он за долги мои был взят».
«О боже мой, какое горе!»
«Но адвокат вернул назад
Мне этот дом». — «Вот так удача!»
«Ну, нет большой удачи в том:
Мой адвокат взглянул иначе
И за «защиту» взял мой дом».
по случаю уголовного процесса над ним за взятки, которые он вымогал, раздавая «теплые» места)
Эпидемически страдая зудом лап,
Как все дельцы, до денег слишком жадные,
«Местами теплыми» торгуя, эскулап
Забыл, что есть у нас еще «места прохладные».
Тут есть о чем задуматься толпе.
Они, тучневшие на черепашьем супе,
Сперва отдельно ездили в купе,
А нынче их ведут как подсудимых вкупе.
Бегут все вас, завидя издали,
С тех пор как «пук стихов» вы издали.
Он стар и сед, а в старых черепах
Мысль движется едва ль быстрее черепах.
Ценят золото по весу,
А по шалостям — повесу.
Женихи, носов не весьте,
Приходя к своей невесте.
которого она держит под башмаком, по случаю ее желания стать сестрой милосердия в разгар русско-турецкой войны>
Прости мой стих холопский, смердный!
Ты, увлеченная войной,
Не будь сестрою милосердной,
Но милосердной будь женой!
у которого от усердного служения Бахусу всегда двоится в глазах, по случаю рождения у него двойни)
Сердцем ноя и скорбя,
Можно удивиться:
Даже в этом у тебя,
Милый мой, двоится.
Он был великий человек,
Его мы спичем удостоим:
Он удивлял нас целый век
Своим талантом и запоем.
Толпа! Прости ему грехи
И грязью памятник не пачкай:
Писал он белые стихи
И умер белою горячкой.
Кислая осень в окошко врывается,
Дома сидеть невозможно никак:
Выйдешь на улицу — злость разыграется,
Сырость и грязь отравят каждый шаг.
Целые сутки льет дождь с неба хмурого,
Некуда деться от сонной тоски,
Будто бы ты все статьи Гайдебурова
Перечитал от доски до доски.
Мировой судья Трофимов за известные деянья
Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья
Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три.
Чтоб виновный до конца их в этом высидел театре.
Нельзя довериться надежде.
Она ужасно часто лжет:
Он подавал надежды прежде,
Теперь доносы подает.
«Чем вы больны?» — «Бессонница тревожит,
Не сплю всю ночь до позднего утра».
«Два средства есть. Любое вам поможет:
Грамм морфию иль номер «Маляра».
Я вместо всякого письма
Тебе шлю Пушкина изданье.
В нем есть Геннади примечанья:
«Фу, братец, сколько в них…» ума
Ты думаешь, поди? А я так
В них больше вижу опечаток.
У тебя, бедняк, в кармане
Грош в почете — ив большом,
А в затейливом романе
Миллионы нипочем.
Холод терпим мы, славяне,
В доме месяц не один.
А в причудливом романе
Топят деньгами камин.
От Невы и до Кубани
Идиотов жалок век,
«Идиот» же в том романе
Самый умный человек.
По Невскому бежит собака,
За ней Б<уренин>, тих и мил…
Городовой, смотри, однако,
Чтоб он ее не укусил.
Здесь над статьями совершают
Вдвойне убийственный обряд:
Как православных — их крестят
И как евреев — обрезают.
«Кто там?» — «Я истина», — «Назад!
В вас наша пресса не нуждается».
«Я честность!» — «Вон!» — «Я разум!» —
«Брат,
Иди ты прочь: вход запрещается».
«Ты кто такая?» — «Пропусти
Без разговоров! Я — субсидия…»
«А, вы у нас в большой чести:
Вас пропущу во всяком виде я!»
Сразить могу тебя без всякого усилья,
Журнальный паразит:
Скажу, кто ты и как твоя фамилья,
И ты — убит.
Ведя журнальные дебаты.
Страшись одной ужасной казни:
Того гляди, из неприязни
Укусишь самого себя ты
И сгибнешь от водобоязни.