Чтоб публику составить?»
Она — прекрасная минувших дней медаль.
Довольно б, кажется, с нее и славы этой;
Но ей на старости проказ сердечных жаль
И хочется быть вновь ходячею монетой.
Разнесся слух про новую потерю:
Из сплетников еще нет одного.
Что умер он, я тем охотней верю,
Что эту весть узнал не от него.
С эфирных стран огонь похитив смело,
Япетов сын двуногих сотворил
И женский пол с мужским в едино тело
Назло богам и нам на радость слил;
Но гневный Зевс по своенравной власти,
Разбив сосуд, раскинул на две части!
Вот отчего в поре мятежных лет
Пылаем мы сойтись с своей двойчаткой.
«Здесь! Здесь она!» — сон часто шепчет сладкой,
А наяву мы познаем, что нет!
Ученый муж, Дервиш, в час утра и обеда
Святую воду пил в колодце Магомеда.
Подметил то его нелепый ученик
И на день бегал пить раз двадцать на родник.
Какой же он имел успех с своей догадки?
Остался неучен и слег от лихорадки.
Шутя друг муз, но ремеслом друг хмелю,
С попойки встал и тут же слег в постелю;
Жена в слезах послала за врачом;
Приходит врач и с гробовым лицом
Проговорил: «Сообразя догадки,
Здесь нахожу с ознобом лихорадки
И жажды жар; но мудрый Иппократ
Сперва велит нам жажды пыл убавить…»
Больной на то: «Нет, нет, пустое, брат,
Сперва прошу от холода избавить,
А с жаждой сам управиться я рад».
Преумный князь, Германии известный
Рельефами Омировых пиров,
Вдруг заболел болезнью столь чудесной,
Что стала в пень вся стая докторов.
Один чудак пришел с своей догадкой
И говорит: «Вот ей мой перевод:
В стихах своих князь холоден, как лед,
А в прозе он ругатель самый жаркой;
Озноб и жар тут видите, — и вот
Я заключил: князь болен лихорадкой».
Обритый сын брадатого отца
В статьях своих, прескучных и предлинных.
Толкует все, без меры и конца,
О балах и гостинных
[57]
;
Так и Вольтер о рае пел,
Хотя войти в него надежды не имел.
Корчи харю философа,
Сухопарый критик мой!
Я молчу — в ответ ни слова,
Но разделаюсь с тобой!
С длинноухими ослами
Нас дубина разочтет,
И с тобою не стихами —
Палкой кончу я расчет!
Пришел поэт и пущен на Парнас.
«А, здравствуй! — Феб сказал. — Да что за чудо:
Ты мне знаком; я помню, что подчас
Ты плакивап в стишонках, и не худо.
Что, нет ли, брат, плаксивого опять?»
«Нет, мудрый Феб! Я плакивал, бывало,
Позволь теперь смешное прочитать».
«Читай». И вот, не думавши нимало,
Вдруг наш поэт с насмешливым лицом
Развеселить затеял эпиграммой.
Чуть выслушал Латоны сын упрямый
И закричал: «Эй, кто там?» С медным лбом
Предстал школяр. «Вон вывести!» — «О милый,
О добрый Феб! Осмелюсь ли спросить…»
«Ах, плакса! Что задумал ты! Острить?
Чуть дышишь ты в элегии унылой!
Пошел же вон — тебе ль смеяться, хилый!..»
Гамлетов
Писачка в Фебов двор явился.
«Довольно глуп он! — бог шепнул. —
Но самоучкой он учился, —
Пускай присядет; дайте стул».
И сел он чванно. Нектар носят,
Его, как прочих, кушать просят;
И нахлебался тотчас он,
И загорланил. Но раздался
Тут Фебов голос: «Как! Зазнался?
Эй, Надоумко, вывесть вон!»
Дамон! Ты начал — продолжай,
Кропай экспромты на досуге;
Возьмись за гений свой: пиши, черти, марай,
У пола нежного в бессменной будь услуге,
Наполни вздохами растерзанную грудь,
Ни вкусу не давай, ни разуму потачки —
И в награждение любимцем куклы будь
Или соперником собачки.
Отчизны враг, слуга царя,
К бичу народов — самовластью —
Какой-то адскою любовию горя,
Он не знаком с другою страстью…
Скрываясь от очей, злодействует впотьмах,
Чтобы злодействовать свободней,
Не нужно имени: у всех оно в устах,
Как имя страшное владыки преисподней.
Поэт Писцов в стихах тяжеловат,
Но я люблю незлобного собрата:
Ей-ей! не он пред светом виноват,
А перед ним природа виновата.
В дорогу жизни снаряжая
Своих сынов, безумцев нас,
Снов золотых судьба благая
Дает известный нам запас.
Нас быстро годы почтовые
С корчмы довозят до корчмы,
И снами теми роковые
Прогоны жизни платим мы.
Долги на память о поэте
Заимодавцам я дарю,
Мундир мой унтерский — царю.
Стихотворенья — доброй Лете.
Прохожий, обо мне ты не жалей нимало!
Когда бы жив я был — тогда б тебя не стало.
У нас в провинции нарядней нет Любови!
По моде с ног до головы:
Наколки, цвет лица, помаду, зубы, брови —
Все получает из Москвы!
Сей камень над моей возлюбленной женой!
Ей там, мне здесь покой!