Роза замолчала, заметив, что Мак ее не слушает. Слово «ослепнешь» настолько его потрясло, что он зарылся лицом в подушку и лежал пугающе неподвижно. Роза долго сидела, не шевелясь, ей очень хотелось утешить брата, но она не могла найти слов и желала, чтобы поскорей пришел дядя Алек. Жаль, не он открыл Маку правду, а ведь собирался…
Раздалось сдавленное рыдание, настолько горестное, что сердце Розы сжалось. Бедный больной был лишен даже простой человеческой радости – поплакать вволю, потому что слезы тоже вредили глазам. «История французской революции» со стуком упала на пол, Роза подбежала к дивану и опустилась на колени, полная материнской нежности, которую легко возбуждает в девочках чужое страдание.
– Дорогой мой, не плачь! – уговаривала она. – Тебе вредно! Убери подушку от лица, а то задохнешься! Дай я тебя охлажу! Я понимаю, как тебе сейчас плохо, но все же не плачь! Давай я поплачу за тебя, мне-то можно!
Роза с мягкой настойчивостью отняла от лица брата подушку, зеленая повязка измялась, а по щекам текли горькие слезы разочарования. Мак повел себя по-мальчишечьи: сочувствию не обрадовался, резко поднялся, торопливо утер предательские слезинки рукавом и буркнул:
– Не надо меня утешать! Просто глаза слезятся…
Роза перехватила его руку, воскликнув:
– Не три рукавом! Он же шерстяной и колючий! Будь умницей – ложись, а я промою глаза, и все будет хорошо.
– Да, болят ужасно… – признался Мак, отдаваясь на милость сиделки, и добавил: – Только не рассказывай остальным, что я распустил нюни, как маленький, ладно?
Роза побежала за губкой и батистовым носовым платком.
– Не расскажу! – горячо пообещала она. – Но любой бы расстроился… ну, от таких новостей. Ты великолепно держишься! Нужно просто привыкнуть, и будет легче… К тому же рано или поздно зрение вернется, а пока не учишься, можно вволю развлекаться. Вдруг тебе пропишут носить черные очки, разве не забавно?
Бормоча утешения, какие только приходили в голову, Роза бережно промывала своему пациенту глаза и отирала горячий лоб лавандовым маслом.
Мак лежал тихо, и выражение его лица огорчало Розу до глубины души. Даже упоминание о черных очках не вызвало улыбку; наконец он печально произнес, будто разговаривал сам с собой:
– Гомер был слеп, и Мильтон тоже, и несмотря на это, оба оставили о себе память.
– У папы была картина, где изображен Мильтон и его дочки, которые пишут под его диктовку. Очень милая картина! – поддержала несчастного друга Роза.
– Если бы мне кто-то помогал, как Мильтону, я бы даже смог учиться… Как ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Мак.
– Наверняка, но сначала нужно восстановиться. Доктор говорит, что от солнечного удара пострадал мозг, и ему тоже нужно время для отдыха.
– В следующий раз расспрошу этого мучителя-доктора, что мне можно, а что нельзя, и определюсь, с чего начинать занятия. Какой же я дурак! Зачем сидел на солнцепеке, пока мозги не вскипели и буквы не поплыли перед глазами? Как сейчас помню – черные точки начали бегать по странице, сливаться в звезды и странные знаки. Интересно, все ли так слепнут?
– Довольно о слепоте! Давай я лучше почитаю дальше. Скоро дойдем до интересного места, и ты отвлечешься от грустных мыслей, – предложила Роза.
– Не отвлекусь! Отложи революцию, я слышать про нее не желаю! У меня жар, и голова раскалывается.
Мак беспокойно метался по постели, не в силах найти себе места.
– Давай я спою тебе, ты заснешь, и день покажется короче, – предложила Роза и села рядом с Маком, вооружившись веером.
– Отдохнуть, наверное, не помешает, я почти не спал прошлой ночью, а если и спал, то столько всего снилось! Слушай Роза, передай остальным, что я все знаю и воспринял новость спокойно – не хочу, чтобы меня обсуждали и оплакивали. Хватит разговоров. Иди, а я попробую уснуть. Вот бы проспать целый год и проснуться здоровым!
– Да, было бы здорово! – участливо воскликнула Роза, и Мак даже протянул руку, словно хотел ухватиться за уголок фартука и удержать ее возле себя подольше. Но вместо этого он просто сказал:
– Ты добрая душа, Розочка! Спой мне «Березы Аберфельди», она заунывная, я быстро под нее усну.
Роза была рада выполнить просьбу и, обмахивая брата веером, затянула старинный напев:
Неизвестно, согласилась ли на предложение шотландская красавица, зато шотландский красавец отправился в царство сна уже минут через десять – он ужасно устал, ведь ему пришлось узнать горькую правду и найти в себе мужество принять ее достойно.
Глава двенадцатая
Другие мальчики