— Это всё дела уже привычные и неудивительные, — сказал он наконец. — После Очищения особисты пименовых благочинников от всего, что с серебром связано, отрешили и не подпускают на пушечный выстрел. А те ведь как раз на серебре и откормились, и как их от той кормушки отодвинули — пустились во все тяжкие. Шакалят где придется. По непотребностям работают, по разжиганию — оттого «
— А те, в серых плащах — это кто? — перебил его князь.
— Ежели в серых, а не в черных — так это Дневной Дозор, совсем особая статья. Тоже кромешники, но у них там своя иерархия, и дневные как бы пониже ночных будут. Ночные-то днем работать не любят. Они там через одного
— Вот так прямо жжёт? — уточнил князь уже без особого удивления.
— У них на солнечном свету кожа такими, понимаешь, серыми волдырями идет, — подтвердил Василий. — Сам видал… Затем Дневной Дозор и придумали. Этих посылают днем работать и
— Да что за «белый»-то?
— Так чеснок же! — удивился вопросу Шибанов. — Причислен Церковью к веществам разжигающим-распаляющим, к блудодействам склоняющим, от постов-молитв отвлекающим — ну и через то запрещен к употреблению и продаже. Один из главных, можно сказать, кормильцев и поильцев
— То-то, помнится, от того благочинного патруля чесноком воняло так, что хоть святых выноси!
— Ну а как еще?..
Серебряный хотел было поинтересоваться, что за дела могли быть у дневных кромешников с продавцом чеснока, но мысль его вернулась к куда более важному соображению.
— Стой-постой… А куда в итоге всё то серебро делось, что с народу тогда собрали? — стал допытываться он.
— Кто ж его знает, — Шибанов пожал плечами. — Народу говорят, что утопили все серебрушки в море-окияне; дальнейшие расспросы
— Ладно, не будем совать. Но вот забрали они то серебро, заплатив за него бумажками. А дальше-то с теми бумажками что будет?
— Ну, они тут еще и новый указ готовят. Чтоб все подати, пени и прочее в том же роде принимать только бумажками новыми, медь же отнюдь не брать. А откуда взять бумажки те проклятые? Только у государевых людей обменять.
Тут-то до Серебряного и дошло:
— Слушай, — сказал он, — а у кого та печатная машина стоит?
— Говорю же, у немца годуновского, — напомнил Шибанов.
— Погоди-погоди… Значит, у Годунова она. Так что ж, выходит, он может богатство печатать? Себе в карман?
Старый ветеран посмотрел на князя с уважением.
— Быстр ты на ум, — оценил он. — Мне вот непонятно было, пока Андрей Михайлович не разобъяснил. Так оно и есть. Еще по одной?
…Настала пора прощаться. И переходить к делу — ради которого он тут оказался.
— Василий Дмитрич, как ты мыслишь: не найдется ль у Андрея Михалыча какой службы для меня? Хоть на первое время тут… Вот, передай ему от меня
— Да вряд ли он запамятовал того Никиту и тот мост через Огре, — хмыкнул Шибанов, разглядывая чудо-оружие. — Такое не забывают… Кесская?
— Она самая. А насчет «вряд ли запамятовал» — у людей, оказавшихся «на самом верху», память начинает порою работать очень избирательно… Передай, Василий Дмитрич, очень тебя прошу. Невелик ведь труд, а?
— Ладно, как скажешь, — пожал плечами тот, — труд-то и вправду невелик. Хотя и лишне это: мыслю, что если и есть у Андрей Михалыча какая служба — она и так твоя.