– Мне сейчас неудобно говорить, я тебе перезвоню, как смогу. Слушай, что я говорю. Поняла? – жду ответа.
Ответа нет пару секунд. Какая она иногда упрямая, аж зло берёт! Причём, упрямится она почти всегда, когда глупит. А вообще же она умная девочка. Но бывает, её как переклинит, как понесёт вскачь, и тогда спорить с ней или пытаться что-то хотя бы ответить – всё равно, что заставить остановиться несущееся стадо бизонов. И в таких случаях, опять же, остаётся только повысить голос, чтобы хоть как-то обозначить своё мнение. Другое дело, что в подобные моменты это моё мнение только меня и интересует.
И так это всегда злит… Потому что начнёшь повышать голос от раздражения и безысходности, так сразу «Не ори на меня! С чего ты взял, что у тебя есть право повышать на меня голос?» Так и подмывает сказать что-то обидное. И, если это обидное вырвется, даже если процедить сквозь зубы, себе под нос, то уж это она непременно услышит. Хочется сказать обидное, в общем-то, чтобы собственную обиду в себе не держать. Но она услышит, и тогда начинается катастрофа. Оправдывайся-не оправдывайся потом. И парадокс в чём? В том, что уже произнося эти обидные слова, не понимаешь, ради чего говоришь их. И потом начинается «Я не хотел тебя обидеть» да «Ты не так поняла». А чего я хотел и как это понять? Вот это сложно объяснить.
– Поняла, – мрачный голос.
Так что, сбросив звонок, я вздохнул с облегчением. Ссориться сейчас было совершенно некстати.
От Ульяны пришло сообщение, когда я уже убрал телефон в карман и собирался выходить из подъезда. Всё-таки она не могла позволить себе так бесславно сдаться.
«А как ты меня будешь здесь искать? Ты здесь никогда не был. И тут охрана. Тебя не пустят. Лучше бы мы встретились где-то, чтобы сразу ехать на дачу».
Ну что за человек такой, а? Я не говорю, что я всегда прав. Бывает, что и я зря упрямлюсь. Как с тем случаем, когда в моё ухо провалилась ватка, а я пытался достать её проволокой и пылесосом. Но это совсем другая ситуация!
Теперь, когда снова вернулся мыслями во всю дикость происходящего, мне стала мерещиться подступающая опасность. Зудящее ощущение, которое требовательно взывало к вниманию. Оно сообщало, что я слишком долго нахожусь на одном месте. Что становлюсь лёгкой мишенью. Лёгкой мишенью! Такими словами я о себе никогда не думал, если только не играл в шутер. Нужно продолжать движение. Но сначала ответить Ульяне. Как хорошо, что у меня достаточно денег на телефоне и две трети зарядки ещё.
Набирал ответ, ежесекундно оглядываясь. Рука мелко-мелко дрожала, и палец промахивался мимо букв. А писать сообщения коротко и ёмко у меня, к сожалению, получается не очень хорошо.
Пока набирал сообщение, сверху спустился лифт. Из него вышли девушка и женщина. В голове мелькнуло, что, скорее всего, они мать и дочь.
Увидев меня, они притихли и, не отрывая перепуганных взглядов, проползли спинами по стене мимо. Не знаю, как для них выглядел я, но тоже сначала испугался и застыл с телефоном в руке, как будто они застали как я тут чем-то нехорошим занимаюсь. Тоже прислонился к стене, всем своим видом показывая, как испугался при их появлении, и что не представляю опасности. И тоже таращился на них, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы не спровоцировать на агрессию. Даже взгляд с одной на другую переводил медленно, чтобы движения глаз их не напугали.
Они благополучно добрались до входной двери и убежали. А я продолжил писать сообщение.
«Я тебе говорю, сиди на месте. Даже если бы мы придумали, где встретиться потому, что ты не желаешь сидеть в безопасности, один из нас придёт раньше и не сможет дождаться другого, не сходя с места. И где нам потом искать друг друга?»
Ох, слава Богу! Благодарение Вселенной! Я смог придумать логичный аргумент! Может, это подействует.
«Я буду меньше волноваться и меньше отвлекаться, если буду точно знать, где ты находишься».
Отправил. Побежал. Оказывается, пока был в подъезде, успел остыть, и пропитанная потом рубашка теперь неприятно холодила тело сырыми прикосновениями. Уж не говорю про мокрые трусы, ткань которых собралась между ног и натирала кожу. Бич полных людей.
Иногда я задавался Очередным Глобальным Вопросом, мнение по которому спрашивал у Ульяны, обычно вечером после рабочего дня.
«Если наступит зомби-обкакалипсис (право слово, я всегда был остроумным и оригинальным), и близкий человек станет зомбаком, то что лучше, убить его или оставить бродить?»
«Если знаешь, что некий неизвестный или малознакомый человек хочет совершить самоубийство, нужно ли помешать ему?»
И любимый вопрос Ульяны:
«Как ты думаешь, почему летучих мышей не называют летучими свинками, хотя у них есть пятачки?»
Подозреваю, что вопрос про летучих мышей был у неё в фаворе в силу своей небанальности. Но это не умаляет серьёзности остальных вопросов, иначе зачем каждый второй фильм из тех, что мы любили посмотреть по вечерам, обрисовывал подобные ситуации?