Романтика

Человеческая психика чрезвычайно эластичная вещь. (да, понимаю, насколько банально это звучит, но подобные фразы оттого такие устойчивые, что каждый говорит их от сердца, когда прочувствует на себе) Она так стремится защитить ощущение комфорта, нормальности, что, если посмотреть со стороны, даже не верится. Ходил себе полдня и не обращал внимания ни на что. Пусть тревога ворочается внутри. Поворочается и перестанет, думал я. У меня есть, чем заняться, мне не до всяких посторонних вещей.

Моя психика защищала, вполне успешно оберегала нормальность. Объяснила она мне и молодую женщину в платье, странно нырнувшую по плечи в детскую коляску. Нашла ответ и для мужчины, бегущего от другого мужчины, который отфыркивался и хрипел на ходу как урукхай во «Властелине колец». Психика не обращала внимания на сирены служебных автомобилей. Она могла бы извращать крупицы получаемой информации до невероятных пределов, вплетая их в рисунок нормальности, лишь бы я не выбился из зоны комфорта и чувствовал себя в безопасности.

Но эта самая плёнка нормальности не выдержала вида женщины, раскинувшейся на спине прямо на тротуаре. Прямо посреди пешеходного пути. Женщина раскинула руки и ноги в стороны. А её голова была запрокинута. Под ней натекла целая лужа крови. И даже кто-то успел в неё наступить – от тела отходили кровавые отпечатки подошв. Женщина была одета в светло-серый офисный костюм с юбкой. Юбка задралась, и я не мог не смотреть туда. Между её ляжками, сквозь полупрозрачную ткань виднелась полоска белых трусиков. И по краям этих трусиков я видел кончики крылышек прокладок. Я сразу всё понял. Я ОСОЗНАЛ в тот момент, что это совсем недавно была живая женщина, у которой была работа и, блин, месячные. Несколько часов назад она надела эту прокладку и собиралась её снять, чтобы потом надеть другую. У неё были ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ. Но теперь она мертва, а вокруг ничего не происходит, потому что скоро начнётся что-то ужасное.

Я сбросил рюкзак на асфальт. Даже не подумал о работе, о том, вернусь ли я туда или нет. Остро, до боли остро почувствовал своё существование.

Оглядываюсь по сторонам. Сосущее тяжёлое чувство тревоги, которое накапливалось в грудной клетке и скручивало кишки в узел, теперь обрушивается, а узел рвётся. Это даже немного приятно в каком-то смысле. Сначала кишки скручиваются в тугой узел, потом подступает резкий позыв к тошноте. А потом сразу же становится легче дышать. Словно волна ужаса смывает всю недосказанность и сомнения. Словно глоток чистого спирта, обжигающий и резкий. Волоски на моей шее становятся дыбом. И я вижу всё. И теперь УЧАСТВУЮ во всём.

Люди выбираются из своих машин. СПАСАЮТСЯ. Другие запираются внутри них. Кто-то прижимает к себе детей. Они смотрят изнутри машин наружу. Озираются. Не знают, откуда ждать опасности, но ждут и надеются, что запертые двери и окна автомобилей защитят их.

И третьи. Те, кто так странно идёт по тротуарам и по проезжей части. Огибают капоты и багажники автомобилей. Вглядываются сквозь окна, отражающие солнечный свет. Пытаются выковырять оттуда тех, кто не покинул автомобиль. Пытаются окружить тех, кто спасается бегством.

Слышны выстрелы. Не видно откуда, но совсем неподалёку.

Мимо меня пробегает группа совершенно разных людей. Они явно не знакомы, но бегут вместе. Не задумываясь, присоединяюсь к ним. Бегу вместе с ними. Даже не знаю, не видел, от кого они спасаются, но, если спасаются, значит, не просто так. И некогда мешкать.

В какой-то момент отделяюсь от бегущих и заскакиваю в прохладный полумрак подъезда. Я весь вспотел от бега, и никак не могу отдышаться. Потому что сколько-то времени просто бежал, и вообще ничего не думал. Даже не знаю, в какой момент вернулась способность думать.

Прислонившись задом к стене, одной ладонью упираюсь в колено, в другой держу телефон, звоню Ульяне.

– Зайчик, ни в коем случае не выходи на улицу. Тут… Я не знаю, что это. Не знаю, вообще, на что это похоже. Спрячься, любимая, сиди там тихо, как мышка. Я уже направляюсь к тебе. И скоро буду. Жди. Скоро позвоню, – тараторил я в трубку.

– Я не буду сидеть тут на жопе ровно! Нам нужно встретиться!

– Нам нужно валить как можно дальше, но сейчас ты должна оставаться на работе. Не уходи никуда.

– Если мы поедем навстречу друг другу, то быстрее…

– Никуда ты не поедешь, я тебе говорю. Ты не видела, что сейчас на улице происходит.

– У нас в кофе-руме телевизор показывает новости. Я видела…

– Тогда ты должна понимать, что никуда доехать невозможно!

– Но…

Да что же она никак не сдаётся?

– Ты нужна мне там, где ты сейчас находишься, – стараюсь говорить убедительно, заботливо, так, как будто у меня уже есть стопроцентный план.

– Не говори со мной, как с умалишённой.

– Я не говорю с тобой, как с умалишённой. Просто тебе объясняю, – сложно продолжать изображать невозмутимость, особенно когда чувствуешь, как раздражение в голосе неудержимо проступает, будто кровь сквозь бинт.

– Береги силы, тигрёнок. Боюсь, что нам понадобятся все твои силы. Приду к тебе, и мы отправимся на дачу.

– А как ты себе представляешь?..