Рольф в лесах

Хотя наблюдать куниц доводится редко, всё же нет никаких сомнений, что охотятся они в основном при свете дня. Ночью на крыше царила полная тишина, а утром, спустившись к озеру за водой, Рольф заметил длинную тёмную полосу и решил, что это утиная стая. Он сел, чтобы последить за утками, и услышал царапанье в ветвях дерева за хижиной, словно там возилась белка. Затем он увидел, как ему показалось, большую тёмную белку. Она молнией взлетела вверх по этому дереву, спустилась по другому, пронеслась по бурелому, скользнула под валежник, не уступая в быстроте самой резвой из белок. Время от времени она вдруг застывала на месте и вглядывалась в какой-нибудь дальний, чем-то подозрительный предмет. Коричневый метеор мелькнул на толстом стволе, и секунду спустя из кроны с квохтаньем вылетели два рябчика, а куница, гибкая, грациозная, играющая каждой жилочкой, уже была на земле. Длинными прыжками она пронеслась по бревну и на середине его замерла, уставилась на заросли осоки, в три волнистых прыжка достигла их, исчезла среди стеблей и тут же появилась вновь, сжимая в свирепых челюстях полёвку. Прыжок в сторону — и ещё одна пискунья отпищалась навсегда, а затем и третья. Три задушены, три отброшены, а коричневая глянцевитая змееподобная хищница уже заинтересовалась пролетающей вверху утиной стаей. Потом она нырнула в чащу ивняка, выскользнула из неё снова, как угорь из ила, и вскарабкалась по сухому дереву со сломанной верхушкой, усеянному дуплами — работой дятлов. Куница прыгнула в самое широкое с такой быстротой, что Рольф успел сообразить, что произошло, только тогда, когда она выскочила из дупла, волоча белку-летягу с раздроблённой головой. Бросив летягу, хищница тут же с кровожадным ворчанием прыгнула на ещё дёргающееся тельце, бешено его встряхнула, располосовала, отбросила в сторону и коричневой волной покатилась по земле, сверкая жёлтой грудкой, словно большой золотой бляхой. И вновь остановилась, словно пойнтер, почуявший дичь. Сколько грации было в этой позе — и сколько злобы! Тут змеиная, совсем как у кобры, головка повернулась навстречу ветру, и куница начала принюхиваться. Сделала несколько мелких шажков, вновь понюхала ветер и землю. Ещё несколько шажков — и она от вытянутой шеи до подрагивающего хвоста превратилась в напряжённое внимание. Миг — и она метнулась в чащу, а с другой стороны оттуда выскочил заяц-беляк и кинулся прочь, ища спасения. Прыг, прыг, прыг… Каждый прыжок покрывает двенадцать футов с такой стремительностью, что глаз не успевает за ним уследить, но куница не отстаёт. Ах, какая это была гонка! Как они мелькали среди валежника! Заяц был проворнее, но мужество стоит так много, а он почти его утратил! Однако, на своё счастье, он побежал по оленьей тропе к броду. Свернуть с неё он уже не мог. Выбора не было — он прыгнул в речку и поплыл, изо всех сил работая лапами. А куница? С какой стати ей мочить мех? Она терпеть не могла воду, голод её не мучил, она просто развлекалась, а плавание в её программу развлечений не входило. Подобрав мускулистые ноги, она затормозила свой бег у самой отмели, а ушастый тем временем уже почти добрался до противоположного берега.

Вапестан — коричневая смерть понеслась теперь назад, словно крылатая змея, зловещей тенью стелясь по земле всё ближе и ближе к хижине, обитатель которой не спускал с неё глаз. Поравнявшись с трупом летяги, куница задержалась, чтобы потерзать его ещё немного, затем исчезла в валежнике и вновь выскочила из него так скоро и в таком отдалении, что Рольф было подумал, что это какая-то другая куница. А она вспорхнула по углу хижины, словно бы без малейшего усилия, повела из стороны в сторону тёмно-коричневой мордочкой, сверкнула желтизной горла и направилась к дыре.

Рольф заворожённо следил, как красавица злодейка, изящно отталкиваясь от глиняной кровли, лёгкими, размеренными прыжками торопится к своему потайному ходу в кладовую — к своей погибели. Раз, два, три — она перемахнула через колючую верхушку можжевелового куста и обеими передними лапами угодила в капкан. Громкий щелчок, яростный вопль, метания, почти невидимые в своей стремительности, — и погубительница белок сама превратилась в жертву.

Рольф поспешил к ней. Схваченная капканом чертовка исходила пеной от ярости и ненависти. Она свирепо грызла железо и гневно завизжала, увидев двуногого врага.

Её метаниям надо было положить конец — чем быстрее, тем лучше, и как сама она расправилась с летягой и полёвками, как Куонеб расправился с норкой, так Рольф расправился с коричневой смертью, и в лесу воцарилась тишина.

29. Индейские лыжи

— Это для Аннеты, — сказал Рольф вслух, вспомнив своё обещание, и повесил сушиться распяленную на раме кунью шкурку.

«Йие! Йие! Йие!» — донеслись до него три коротких крика, совсем как в тот день, когда он познакомился с Куонебом, и он увидел, что поперёк узкого озера скользит каноэ его товарища.