Роковая ошибка княгини (СИ)

– Ты о чём? – Иван Кириллович сделал вид, что не понял, и вдохнул полной грудью ароматный дым. Сигары были дорогие, стоили целое состояние, и были его роковой страстью, помимо красивых женщин и хорошего вина.

– Ах, ну конечно! О чём же это я? Может, о твоей политике в министерстве? О твоих последних законопроектах? Или о нескольких миллионах, переведённых почему-то на твой заграничный счёт?

– Ты и об этом знаешь? Семён доложил, или генеральша? Так вот, я сделал это на случай непредвиденной ситуации… в стране неспокойно, знаешь ли. Подстраховка не помешает, если начнётся революция и нам придётся бежать из страны.

– Это всё, конечно, очень умно и хитро, но меня в данный момент больше волнует убийство моей матери, – резко оборвал его увещевания Мишель.

– Самоубийство твоей матери, ты хотел сказать? – уточнил Гордеев, ничуть не задетый такой постановкой вопроса.

– Что там на самом деле произошло, отец? – устало спросил Мишель, которому надоели эти бесконечные попытки Ивана Кирилловича уклониться от прямого ответа. – И я прошу тебя, не увиливай и не ври мне. Скажи как есть. Всем будет проще и легче, если ты скажешь мне правду.

Гордеев в ответ на это лишь кивнул и достал из ящика сложенную пополам бумагу, которую вручил сыну. Мишель взял её, развернул и бегло просмотрел.

«Не суди меня, Ваня. Я ухожу, и ты сам знаешь, почему. Я не могу больше терпеть твоего бессердечия, ты совсем не замечаешь меня! Мне тяжело решиться на этот шаг, но так будет лучше для всех. Я терпела столько времени только из-за Мишеньки, но он уже большой мальчик, и сможет понять меня, если только захочет. Больше так продолжаться не может. Я люблю тебя, Ваня. Прости за всё.

Твоя Юлия»

Почерк её, бесспорно. И манера написания, порывистая, резкая, тоже её. Если это и подделка, то на удивление мастерская, подумал Мишель и поднял взгляд на отца.

– Я уже говорил тебе, какое ты ничтожество? – на всякий случай полюбопытствовал он.

– Считай меня кем угодно, твоё право, – тихо ответил Гордеев. – Я виноват перед ней, это факт. Но я не хотел для неё такой участи! Я просил развода, я тысячу раз говорил ей, что у нас ничего не получится, а она всё не отступала, надеялась на что-то! Не хотела понимать, что всё кончено. А потом, видимо, поняла, и… – тут он многозначительно замолчал и позволил себе вздохнуть по этому скорбному поводу.

– Хорошо, – Мишель кивнул. – Сделаем вид, что я тебе поверил. Объясни тогда, почему была такая спешка с похоронами и почему ты никому не дал проститься с ней? Марья Петровна, нынешняя кухарка в имении, была её кормилицей и нянькой первые десять лет жизни, уж она-то, на мой взгляд, имела право быть со своей хозяйкой в её последние часы.

– Похороны были в Москве, – уклонился от ответа Иван Кириллович. – Кухарку туда никто бы не повёз, а самой ей добраться было не на чем. С транспортом, знаешь ли, совсем туго стало в военное время. Поезда отменили, а на перекладных – целых суток не хватит. А куда же имение без кухарки на целый день? Да и потом, старуха была в таком состоянии, что я побоялся – не выдержит, сойдёт с ума от горя. Поэтому попросил монахинь из местного монастыря приготовить тело к погребению. Меньше слёз, больше дела.

Волновался о душевном состоянии старой кухарки? Он? Мишель был готов спорить, что до этого момента Иван Кириллович даже не знал, как её зовут! Так что эти благородные доводы прозвучали на редкость нелепо.

– А почему так поспешно? У тебя должна была быть очень веская причина, чтобы поправ все возможные христианские каноны, взять и похоронить её на следующий день!

– Ты, должно быть, не заметил, какая страшная стоит жара?

– А у твоего любимого Воробьёва, должно быть, не нашлось лишней холодильной камеры для своей благодетельницы?! – тем же тоном поинтересовался Мишель. – Он, конечно, редкостное ничтожество, но я сомневаюсь, чтобы пожалел для неё такую сущую мелочь, учитывая то, что это именно ей он обязан своим процветанием!

– Послушай, ты ещё смеешь осуждать меня? Тебя не было здесь, когда это случилось! – надавил на больное Иван Кириллович. – И все заботы легли на мои плечи, после того как твоя бабка свалилась с приступом! Конечно, дорогая дочка, единственная отрада, любимая и ненаглядная – тут всё как раз понятно, но похоронами-то занимался я! И ты не представляешь, как это было непросто! Ты говорил про христианские каноны? Так вот, она сама попрала их, выпив пригоршню таблеток и написав это чёртово письмо! Самоубийц хоронят за оградой, Мишель. Без отпевания. Как собак. И ты не представляешь, каких трудов мне стоило договориться со священником, чтобы всё прошло как подобает!

– Благодарностей на этот счёт ты от меня не дождёшься, – сразу предупредил его Волконский, хмуро сдвинув брови на переносице. – Ты обязан был это сделать, чёрт возьми, она была не чужим для тебя человеком!