Роковая ошибка княгини (СИ)

– Антон, она твоя родная сестра.

Повисла пауза. Напряжённая, тяжёлая пауза. Мишель тяжело вздохнул и посмотрел на Голицына исподлобья, чувствуя себя бесконечно виноватым за то, что принёс эту дурную весть. Но, увы, тот ему даже не поверил. Сначала нервно хихикнул, затем спустя ещё пару мгновений невесело рассмеялся, всплеснув руками.

– Господи, Мишель! Право слово, это нелепо! Я, конечно, догадывался, что ты всеми силами будешь пытаться вернуть её, но… но чтобы так?! Это самая глупая причина из всех, которые ты мог бы придумать! – со снисходительной улыбкой добавил Антон, склонив голову на плечо.

– Ах, если бы я ещё что-то придумывал! Я тебя уверяю, на такое моей скудной фантазии точно не хватило бы, но, тем не менее, это правда, – вздохнув, сказал Мишель, всё ещё не сводя с Голицына виноватого взгляда. – Я объясню тебе всё, если позволишь.

– Волконский, дружище, ты нездоров! – провозгласил Антон и поднял руку вперёд ладонью, не желая ничего слушать. – Ты, определённо, тронулся умом от своей ревности.

– Ревности?! Антон, опомнись! Мне нет дела до твоей Ксении, иначе, наверное, я не стал бы разрывать помолвку и отказываться от неё? – справедливости ради, напомнил Мишель. – Ревность тут не причём, и никакого желания насолить тебе у меня тем более нет. Более того, я считаю тебя достойным человеком и неплохим парнем, поэтому и пришёл сейчас. Чтобы сказать правду, чтобы предупредить, пока ещё не поздно… – непроизвольно он бросил взгляд за плечо Голицына и увидел сквозь открытую дверь в спальню – разобранную постель со смятыми простынями. – Господи…

Антон тоже обернулся, глупо уставившись на эту самую постель, куда они с Ксюшей переместились из отцовского кабинета и где любили друг друга до самого утра. В сердце кольнуло какое-то острое, неприятное чувство. Сомнение? Подозрение? Он вновь повернулся к Мишелю и нахмурился, словно Волконский был в чём-то виноват.

– Антон, – во второй раз попробовал тот. – Давным-давно моя мать совершила преступление: украла двоих детей у одного влиятельного человека, мальчика и девочку. Она хотела спасти их, а в итоге, пару недель назад, их отец нашёл-таки её и отомстил. Мою мать убили из-за этих похищенных детей, Антон, и у меня есть доказательства. – Поняв, что теперь Голицын слушает его куда более внимательно, Мишель продолжил: – Что касается мальчика, я практически сразу подумал на тебя. Были, конечно, предположения, что возможно это я сам, но возраст не совпадал. Мне двадцать три, а тому мальчику сейчас должно быть двадцать пять. Ты – единственный приёмный ребёнок из всех, кого я знаю. У тебя рыжие волосы, а твоя настоящая мать была рыжеволосой. Жена Василия Васильевича Голицына, твоего нынешнего отца, была хорошей подругой моей матери, и она не могла иметь детей. Неудивительно, что когда Голицыны захотели усыновить ребёнка, то обратились за помощью к близкому человеку, Юлии Волконской. Что касается Ксении… – вздохнув, Мишель сокрушённо покачал головой. – Об этом я до последнего и не догадывался вовсе. Уж с кем с кем, а со старшей Митрофановой матушка и вовсе не была дружна! Но зато она хорошо дружила с Викентием Воробьёвым, который принимал роды у графини Митрофановой. Та родила мёртвую дочь и пролежала в горячке две недели, несмотря на все старания врачей. Если бы она узнала, что её ребёнок умер, наверняка умерла бы вместе с ним, не выдержав такого горя. Об этом Воробьёв и рассказал моей матери, только что вернувшейся из Румынии с двухмесячной малышкой на руках. Поначалу матушка хотела удочерить её сама, но мой отец воспротивился, поставив её перед выбором – или эта девочка, или я. Матушка, конечно, выбрала меня, но младенца нужно было куда-то пристроить, а тут так кстати подвернулась Митрофанова с её выкидышем… Воробьёв подменил детей, и таким образом Ксения стала дочерью Андрея Юрьевича. Сам Митрофанов об этом прекрасно знал, но ради блага любимой жены согласился на такую подмену, да ещё и благодарил мою мать с Воробьёвым за то, что пришли на помощь. И наша помолвка с Ксенией… теперь я понимаю, почему мама так на этом настаивала. Ксения была дочерью её покойной подруги, она любила её как родную, и хотела, всегда быть рядом с ней. А как ещё сделать это, если не женить на ней своего собственного сына? Вот каков был её изначальный план. Но в конечном итоге всё пошло не так, и вот…

Он не договорил, растерянно глядя на Антона. Судя по остекленевшим глазам бедного Голицына, он больше не считал, что Мишель придумал эту дикую историю исключительно ради того, чтобы насолить им с Ксюшей и разрушить их счастье. Да и, признаться, не стал бы Волконский опускаться до подобного, Антон слишком хорошо его знал.

Выходит… правда? Всё то, что он сказал – правда?

Но как же… ведь они же…

Антон вскинул голову и посмотрел на Мишеля со смесью ужаса и отчаяния во взгляде. Затем пошатнулся и коснулся своего горла, которое сдавил противный, удушливый спазм.